Дыхание дракона - [9]

Стрига поднялась на задние лапы, протянув передние к добыче, и тут же вздрогнула, с визгом обернувшись – носившийся в полном одурении по огороду Серко со всего маху врезался горшком в ногу твари. Горшок разлетелся вдребезги, а кобель, увидев, куда он попал, заголосил не хуже стриги и понесся прочь.

Этого короткого замешательства Ивоне хватило, чтобы, не особенно задумываясь, метнуть в отвлекшуюся бестию первым пришедшим на ум заклинанием. На мгновение в воздухе вспыхнула синяя дуга, доска штакетника позади стриги рассыпалась дождем горящих щепок, а сама стрига, с некоторым удивлением изогнув шею, посмотрела на собственную грудь и рухнула наземь. Ее крылья и задние ноги еще некоторое время дрожали в конвульсиях, а затем тварь вытянулась и окончательно затихла.

Ивона присела прямо на грядку, думая, что ей сейчас не повредил бы стаканчик наливки, а до целой бутылки лучше бы и вовсе не добираться, потому как на нервной почве она, несомненно, выпьет ее досуха. И тут раздались аплодисменты. Подняв глаза, девушка разглядела поверх забора силуэты голов по меньшей мере десятка соседей, собравшихся посмотреть на редкое зрелище – поединок колдуна и нежити. Судя по более или менее дружным хлопкам, на стригу ставило меньшинство. Большинство же, перевалив через забор, тожественно выволокло мертвую тварь на улицу, уже освещенную луной, не слушая сетований плотницкой жены, пытавшейся привести мужа в сознание при помощи воды и подвернувшегося под руку старого сапога. Труп стриги привязали к палке (похоже, оторванной от многострадального плотницкого забора) и волокли полверсты до ворот замка, по пути всячески нахваливая «храбрую госпожу». А «храбрая госпожа» с большим трудом подавила в себе желание сразу же отметить первое собственноручное усекновение нежити возвращением обеда (проще говоря – тошноту). Ивона еле доплелась до замка и, кое-как отблагодарив селян за добрые слова, поспешно отправилась в притулившийся в темном углу двора маленький деревянный домик. О карьере профессионального ведьмака ей думалось почему-то в последнюю очередь.

Глава 2 МАГИЧЕСКИЙ ЭСКОРТ

Вероятно, старейший в королевстве Веятский университет исходно строили как рыцарский замок, способный противостоять орде гоблинов или армии троллей. Но уж точно не как высшее учебное заведение. Эти стены серого камня могли бы выдержать добрую сотню ударов стенобитным орудием, а их бесстрашные защитники, попивая квас или еще какой напиток, расслышали бы лишь слабое царапанье извне. С другой стороны, только совершенно умалишенные или же помешанные на рыцарском кодексе воины (чего за гоблинами пока вроде бы не замечалось) могли долбиться в стены, напрочь игнорируя узкие, хотя и высокие, с затейливым переплетом стрельчатые окна первого этажа.

Между окнами, впиваясь в стены щупальцами корней, карабкался плющ, украшая университет в летнее время зеленотканным гобеленом. Каждую весну он ловко и сноровисто преодолевал первые два этажа, но уставал и начинал задыхаться на третьем и, наконец, вцеплялся тощими пальцами побегов в карниз четвертого этажа, безнадежно повисая на нем и затравленно соображая, как его угораздило залезть на такую верхотуру. В плюще гнездились зарянки и садовые славки, бодро распевавшие под окнами аудиторий; изредка им пользовались единственные захватчики, посягавшие на университетскую суверенность, – черные крысы с усатыми мордочками и длинными цепкими хвостами.

А на самом верхнем карнизе восседала компания каменных горгулий, к которой ежегодно присоединялась пара соколов-пустельг. Птицы щедро ссыпали вниз комочки спрессованного мышиного меха и косточек (в результате чего тема самостоятельных работ студентов «Возможности и перспективы провиденья на основе погадок»[3] постоянно подпитывалась свежим расходным материалом). Над горгульями и птенцами пустельг, пищавшими в ожидании свежих мышей, возносились к небу два купола обсерваторий и шпиль, который совмещал в себе функции украшения, ретранслятора поисково-коммуникационных заклинаний и громоотвода.

Сейчас это средоточие культуры и прогрессивной мысли пребывало в относительной тишине и покое, впрочем, скорее внешнем. Студенты наслаждались летней погодой где-то вне этих стен, с которых старательные домовые, подгоняемые мрачным завхозом, деловито смывали надписи сомнительного содержания и еще более сомнительной исторической ценности. Отовсюду доносился запах побелки и стук молотков – по старинной традиции, бывшие абитуриенты, а ныне свежеиспеченные студенты что-то красили и чинили, дабы к началу лекций и семинаров вполне проникнуться духом учебного заведения. Двое старших учащихся загорали, сидя на подоконнике открытого настежь окна, в ожидании, когда птенец пустельги срыгнет остатки очередной мыши, столь необходимые для предсказания эпохальных событий. Одинокий должник, явившийся на пересдачу каких-то зачетов, крался по коридору, зажав под мышкой увесистый седьмой том энциклопедии «Старминика», и остановился у двери помещения, предназначенного для отдыха профессоров и доцентов.

За дверью, впрочем, разговор шел вовсе не о зачетах и расписании семинаров.