Дьявольское семя - [13]

— За большой, блестящей иголкой, чтобы воткнуть ее тебе в попку? — повторяет отец.

— Нет, пожалуйста!..

— Так не надо иголки, моя сладкая?

— Н-нет.

— Тогда ты должна делать то, что я хочу.

Он перестает гладить ее по голове.

Его серые глаза внезапно начинают светиться холодным, белым светом. Возможно, в них просто отражается свет настольной лампы, но Сьюзен кажется, что ее отец стал похож на сумасшедшего робота из ужастика, который приходит по ночам к маленьким девочкам, чтобы убивать их. Даже в груди у него начинает как будто что-то поскрипывать, словно там спрятана машина и она сломалась.

Только смерть — это еще не самое страшное.

Его руки поднимаются и начинают расстегивать ее пижамную курточку. Вот уже первая пуговка выскользнула из петли.

— Нет, — шепчет Сьюзен. — Не надо. Не трогай меня.

— Да, сладкая… — бормочет он в ответ. — Я этого хочу.

И тогда Сьюзен с силой кусает его руку.

* * *

Кресло, в котором лежала Сьюзен, снова пришло в движение. Словно койка в больнице, оно изменяло свою форму, придавая телу Сьюзен то положение, которое она принимала в виртуальном мире. Несомненно, это было сделано для того, чтобы еще больше усилить эффективность терапевтической программы. Теперь Сьюзен сидела почти вертикально, вытянув перед собой ноги.

Ее неглубокое и частое дыхание выдавало крайнюю степень волнения и страха.

И отчаяния.

— Нет, нет, не прикасайся ко мне, — пробормотала Сьюзен, и, хотя ее голос по-прежнему дрожал, он звучал гораздо решительнее, чем в начале сеанса.

Когда Сьюзен было шесть, у нее так ни разу и не хватило духу сопротивляться ему. Смущение и замешательство сделали ее робкой и неуверенной. Странные фантазии отца казались маленькой Сьюзен столь же непонятными и таинственными, какими сейчас были для нее новейшие откровения молекулярной биологии или ядерной физики. Страх, стыд, чувство унижения и совершенной беспомощности согнули ее, прижали к земле, словно свинцовые вериги, так что у Сьюзен не было ни сил, ни желания сопротивляться. Ей оставалось только терпеть, и она терпела.

В своем виртуальном мире — в этом современном варианте ее прошлого, воссозданного во всех омерзительных подробностях при помощи воображения и современной технологии, — Сьюзен снова была беспомощным ребенком, оказавшимся во власти растлителя. Но теперь она обладала знаниями и мироощущением взрослого человека и недюжинной внутренней силой, накопленной ею за тридцать нелегких лет. Опыт всей жизни и безжалостный самоанализ закалили ее характер, укрепили волю, и теперь Сьюзен не боялась вернуться назад, в свое страшное детство.

«Нет, папа, нет. Никогда больше не прикасайся ко мне, слышишь?! Никогда!» — прокричала она отцу, который давно умер в реальном мире, но продолжал жить в ее памяти и в электронном пространстве виртуальной среды.

Талант и мастерство ВР-режиссера и сценариста сделали воссозданные ею моменты прошлого настолько выпуклыми и правдоподобными — настолько реальными, — что, когда Сьюзен говорила «нет» своему воображаемому отцу, она получала глубокое эмоциональное удовлетворение и психическую разрядку. От сеанса к сеансу ее душевные раны все больше затягивались, и за полтора года подобной терапии Сьюзен сумела почти полностью избавиться от иррационального, почти инстинктивного чувства стыда.

Но насколько лучше было бы по-настоящему вернуться в прошлое, снова стать ребенком и бросить в лицо отцу свое твердое «нет!». Насколько лучше было бы с самого начала сделать так, чтобы кошмар не состоялся. Тогда вся жизнь Сьюзен прошла бы по-другому. Стыд и страх не тревожили бы ее, она познала бы самоуважение и покой и не потратила бы столько лет, пытаясь залечить кровоточащие раны своей измученной, опаленной души.

Увы, путешествий во времени не бывает. Наше прошлое может существовать отдельно от нас лишь в мире виртуальной компьютерной реальности. Прошлое, каким мы его помним…

— Нет, никогда! — сказала Сьюзен.

Ее голос не был похож на голос шестилетней девочки, но это и не был знакомый голос взрослой Сьюзен — это было раскатистое низкое рычание загнанной в угол пантеры.

— Не-е-ет! — снова произнесла она и взмахнула рукой. Ее скрюченные пальцы в черной перчатке рассекли воздух словно опасные, острые когти.

* * *

Ошеломленный, недоумевающий, не веря собственным глазам, он отшатывается от нее и вскакивает на ноги. Одна его рука прижата к лицу в том месте, где она оцарапала его.

Пальцы Сьюзен все еще слабы, и крови совсем не видно, но он потрясен уже тем, что она осмелилась восстать.

Сьюзен целилась отцу в глаз, но только несильно расцарапала ему щеку.

Его серые глаза широко раскрыты. Они больше не светятся холодной угрозой, как у спятившего робота. Они стали еще более далекими и чужими, но — странно — Сьюзен боится его взгляда гораздо меньше. В нем появилось что-то новое. Настороженность. Удивление. Быть может, даже легкая тень страха.

Прижавшись спиной к изголовью своей детской кроватки, маленькая Сьюзен с вызовом глядит на отца.

Он стоит рядом, высокий, черный, широкоплечий. Он нависает над ней как замшелый утес.

Ее рука ползет к воротнику пижамы, непослушные пальцы пытаются нащупать верхнюю пуговку и застегнуть ее.