Дьявольский рай. Почти невинна - [27]

– Все не может быть. Это я перепробовал все, а ты… если еще к тому же так отчаянно пытаешься убедить меня в своей девственности…

– Почти все, – перебила я, – кроме этого , скотоложества, садо-мазо и онанизма в ванне, наполненной шампанским, ну и, быть может, еще чего-то, о существовании чего я просто не догадываюсь.

– Ну, относительно садо-мазо я тебе скажу, что существует такое количество замечательных вещей, которые можно отнести к этой категории…

– Я не люблю, когда мне делают больно.

– Ну, предположим… А попочка?

– Мне не понравилось. Я уже говорила.

– И ротик?

– Да! – Уж этим-то я овладела страшными зимними вечерами с трескучим морозом и ревущим унитазом в качестве свидетелей в самом чистейшем совершенстве!

– И горлышко?

Старый развратник. Что он имеет в виду?

– Ну да, конечно.

– Ух ты… меня угостишь как-нибудь.

Я чуть не спасовала от этого хищного шепота. Дело принимает критический оборот.

– Да иди ты к черту…

– Нет уж, я лучше в какое-нибудь другое место пойду… – отвернулся на миг, потом снова иронично смотрит из-за плеча:

– А ты себя часто ласкаешь?

– Спрашиваешь… иметь такое тело и не пользоваться им себе же во благо…

На этом наш разговор был прерван папашиной белой панамкой, замаячившей под перилами. Я шустро запрыгнула обратно на бетонную стенку и взяла Танькины карты. Альхен, тем временем, быстренько заснул, накрывшись книжкой.

Папаша махнул мне и показал на море. Я поморщилась и замотала головой. Он ушел обратно на гальку.

– А как ты себя ласкаешь? – проснулся Альхен.

– По-нормальному, – буркнула я, с опаской поглядывая на Таньку. Наша беседа, казалось, ее ни капли не трогала. Какое-то брезгливо-неприязненное чувство вспыхнуло во мне на миг. Хотела бы я знать, ЧТО они с ней делают.

– Знаешь, рекомендуется ласкать не только влагалище, но и анус, до выделения секрета.

– Что? – нахмурилась я, вспоминая, что такое анус.

– То, что слышала. Попробуй, очень рекомендую. Не просто приятно, но и очень полезно.

– Сам пробуй… – хмыкнула я.

На его лице опять появилась эта тонкая улыбочка, больше напоминающая оскал:

– Пробую, пробую…

Я сдержанно улыбнулась и вообще перестала что-либо понимать.

– А как ты относишься к умыванию спермой? – осторожно спросила я, вспоминая, как в свое время получила такую вот теплую кляксу прямо между глаз.

– Ну… – оценивающий взгляд, – тебе это еще рановато. Это лет через 20–30, может быть, и хорошо. А пока тебе больше подходят женские выделения. Ты втираешь их в лицо, в шею, в грудь, и твое тело становится еще более совершенным. Это удивительно…

– Знаю.

Карты… карты… походила зачем-то двумя тузами. Танька тут же выложила ворох шестерок.

– А жалко, что в девяносто третьем у нас последнее свидание накрылось, – в полубреду сказала я, принимая в свой картежный веер кучку разрисованных карандашом троек.

Альхен тут же обернулся, так что оказался прямо напротив меня. Эта тема его явно задела.

– Конечно, жалко! Два года назад ты была меньше… и это все выглядело пикантнее. Каждая секунда имела золотую цену… – вспоминая, он замер с мечтательно-грустным лицом.

– Я была глупой, – просто ответила Ада.

– Ну, конечно. Я же просил тебя никому не говорить. А ты разболтала все этой Зинке, ну, и ты не знаешь, наверное, что у меня из-за нее были серьезные неприятности. Очень серьезные.

Я с трудом сдерживала торжествующую улыбку. Это была моя первая и единственная победа над мерзавцем.

– Я в прошлом году не хотел ничего тебе говорить.

Я равнодушно пожала плечами и, поставив ногу на диагональную балку, поддерживающую тент, продолжила игру.

– Слушай, а можно к тебе обратиться как к высококвалифицированному специалисту в области эротики?

– Разумеется, мне очень лестно, что ты такого высокого обо мне мнения.

– Ну, так вот… Как бы мне сделать так, чтоб почаще снились эротические сны?

– Вся жизнь должна быть наполнена эротикой, по сути – превращена в нее. Тогда и сны будут соответствующими.

– Угу.

– А остальное – практика, онанизм, конечно. Когда ты еще горячая, положи руку вот сюда, – наглядный пример, – обязательно чтоб ладонь касалась клитора. И я думаю, что…

– А если трудно будет заснуть?

– Глупости, после качественного онанизма заснешь на счет «три». А еще есть шарики всякие, хорошая штука! Знаешь, всунешь туда и ходишь, балдеешь до изнеможения. Тогда и процесс… э-э-э пописать сходить – будет для тебя преисполнен глубоким эротическим смыслом. Вот Оксанка. – Мое сердце страдальчески сжалось. – Эта блондинка… Знаешь, о ком я, да? Ведь я ей в прошлом году на день рождения подарил один такой, она с ним, ха-ха, все время, ха-ха, теперь ходит, ха-ха!

– Круто, – сказала я, завидуя.

– А вообще, – входя в раж, сказал развратник, – я, кажется, перепробовал все, что только может существовать в природе касательно секса и эротики. Мир познаний в этой области так велик… Одна моя подруга, вероятно, ты ее уже и видела, но… Нет, не буду называть ее имени, это не важно, и… – «Орыся», мрачно подумала я, вспоминая вакханалию прошлого года, – ради прикола всунула себе туда шоколадный батончик и постепенно выдавливала его, а я кусал.