Дьявольские Карты - [14]

- Что, не можешь? Мальчишка.

Сбросив туфли, она легла на диван, закинув руки за голову и уставилась в потолок. Воспользовавшись благоприятным моментом я как тигр бросился на нее, в мгновение ока раздвинув ей ноги и упал на грудь. Она вскрикнула и забилась подо мной, пытаясь освободиться, но было поздно. Не обращая внимание на град ударов по моей голове, я раздвинул пальцами губки ее цветка и с размаху воткнул в венчик свой член. Она сразу обмякла, опустила руки мне на плечи. Ее глаза закрылись. Она стала шумно и порывисто дышать, едва двигая телом. Постепенно она стала как бы оживать. Движения ее тела становились все сильнее и размашистее. Она совала соски своих грудей мне в рот и, шепча возможные слова любви, щекотала мне пальцем ложбинку между ягодицами. Мы долго и осторожно наслаждались сладостью совокупления, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть и, наконец, когда уже не было сил удержать, рвущееся наружу удовольствие, забились в объятиях друг друга в экстазе плотского забвенья. Вдруг мои руки, крепко сжимавшие тело партнерши, перекрестились в пустоте и я плюхнулся на диван, выливая на шелковое полотно потоки спермы. Не глядя на часы, я понял, в чем дело. Скрипя зубами от ярости и обиды я перелез на диван, где была моя постель, и сразу уснул…

- Друзья, давайте выпьем, - предложил он после минутной паузы, - выпьем за ее честь. Зверь - женщина. Хороша.

Он показал нам карту, где она была изображена. Дик с любопытством взглянул в надменное лицо красавицы и задумчиво проговорил:

- Вот бы мне ее. Я бы знал, что с ней делать.

Мы с Рэмом засмеялись.

- Пока мы не окажемся лицом к лицу с понравившейся нам женщиной, мы все так говорим. В жизни не бывает так, как мы намечаем. Ну что ж, времени еще мало, продолжим дальше…

- Давай, - выпалили мы с Диком вместе одновременно. И Рэм заговорил снова.

Г Л А В А V

Промчавшись с большой скоростью, почти полторы тысячи километров на следующий день вечером поезд подошел к перрону городского вокзала в Кельне. Хотя я весь день спал, все равно я чувствовал себя разбитым и усталым. Едва поезд остановился, ко мне в купе влетел тесть.

- 24 -

- Рэм, оставь вещи здесь, их возьмет мой секретарь. Скорее идем со мной.

Я побежал вслед за ним и, ошеломленный необычной встречей, опомнился только в машине.

- Что случилось?

- Позавчера скоропостижно скончалась наша девочка.

Это известие поразило меня, как гром, но я, к своему стыду и ужасу, не почувствовал горечи утраты. Больше того, у меня мелькнула мысль, что она очень своевременно умерла. Через несколько минут мы приехали домой. Все здание было увито цветами и траурными лентами, большие зеркала в вестибюле покрыты черным крепом. Даже лестница была устлана черным ковром. Эльза лежала в гостиной на столе.

Гроб стоял на покрытом черном бархатном ложе и был устлан так, что я не сразу рассмотрел восковое лицо своей жены. Ко мне подошел наш домашний врач Конрад Фог. Он осторожно поддел меня под руку и отвел в сторону.

- Ничего нельзя было сделать. У нее паралич дыхательных мышц. Она неловко вышла из машины, ударилась затылком об угол дверцы. Весь день у нее болела голова. К вечеру, правда, ей стала лучше, ночь она спала спокойно, а на следующий день сказала, что совершенно здорова… И вот ночью умерла, в постели, очевидно, даже не проснувшись.

Я молчал.

- Рэм, сейчас едем в крематорий, больше нельзя тело держать дома. Машина у подъезда. Ты садись в первую, Эльзу перенесут туда.

- Хорошо.

Пришли рабочие переносить гроб и тесть убежал к ним. В это время из соседнего зала подошли все пришедшие проводить мою жену. Среди скорбных фигур я сразу заметил молодую красивую Мэри со своим рыхлым стариком-мужем. Она была на голову выше его, не видя мужа перед глазами, частенько забывала его, переговариваясь со своими ухажерами через его голову. Совсем недавно она была предметом моих мечтаний. Я несколько раз пытался подружиться с ней, но безуспешно - она была занята тяжелым флиртом с американским полковником из штаба оккупационных войск. Теперь она слегка улыбалась, искала мои глаза пристальным взглядом. Но для меня она уже была не интересна.

Я осматривал гостей сквозь маску сделанной скорби, то там, то здесь замечая явные признаки скуки. Кто-то шепотом рассказывал новый анекдот, но на него зашикали. Только старики, чувствующие своим дряхлым телом дыхание смерти, неотрывно следили за гробом с явным удивлением, что в нем еще не они. Но вот гроб освободили от цветов и шесть молодцов понесли его на плечах к выходу. Все двинулись за ним. Я вышел последним. У дверей меня ждала Мэри, предусмотрительно отправив вперед своего мужа.

- Рэм, здравствуй. Сочувствую твоему горю.

- Спасибо, - холодно ответил я, пытаясь отвязаться от нее. Мы уже были у выхода и она, чувствуя, что дальше идти неудобно, скороговоркой шепнула:

- Завтра вечером у меня будет банкет, будут все свои. Приходите.

Я ничего не ответил. Из крематория вернулся поздно. Тесть, убитый горем, не хотел в эту ночь оставаться один и попросил меня побыть с ним. Время подходило к двенадцати, я скрепя сердцем согласился. Мы сидели в кабинете у камина и он все время говорил о дочери, расхваливая ее многочисленные добродетели, а я, не слыша его голоса, с ужасом следил за стрелками своих часов. В кабинете старика своих часов не было: они своим стуком напоминали ему об уходящей жизни. Без трех