Дьявольская секта - [41]

— Я не знаю, как попросить его уехать, — подавленно произнес Уолтер. — Не знаю, что ему сказать. Он такой славный молодой человек... добрый... серьезный...

— Я сам с ним поговорю, — сказал Эван. — Позволь мне уладить это за тебя.

— Мне бы не хотелось перекладывать мои проблемы на твои плечи, а то ты пожалеешь, что вернулся домой и снова надумаешь куда-нибудь умчаться...

— На этот раз нет, отец.

Они помолчали. Я, должно быть, ослышался, подумал Уолтер, боясь поверить своим ушам. Эван, очевидно, сказал что-то другое.

— Конечно, в Америке для врачей есть большие возможности, — сказал Уолтер. — Я это знаю.

— Существуют разные возможности, — заметил Эван, — и деньги — это еще не все. В Африке я понял, что не хочу покидать Уэльс — и Англию — навсегда.

Уолтер молча взял сына за руку. Вновь обретя дар речи, он сказал:

— Как прекрасен сейчас розовый сад. В этом году розы великолепны.

Они посидели какое-то время, любуясь розами. Наконец Эван встал и рассеянно провел рукой по волосам.

— Значит, ты разрешаешь мне поговорить с Пуулом об этом деле?

— Поступай, как считаешь нужным, — сказал Уолтер, испытывая облегчение оттого, что разговор, которого он давно боялся, закончен, и его самое сокровенное желание, похоже, сбылось. — Предоставляю тебе полную свободу действий.

— Я поговорю с Пуулом в понедельник, как только мне удастся встретиться с ним, — сказал Эван.

Вопреки здравому смыслу ему уже казалось, что Николу в Уэльс пригласил Пуул, словно это он, а не Уолтер, был настоящим хозяином Колвин-Корта.

IV

В воскресенье, под вечер, Эван и Уолтер вернулись в Колвин-Корт, а Бенедикт, Джейн, Лайза и близнецы — в коттедж. Эван решил ничего не предпринимать в отношении общества до возвращения Пуула, но в понедельник он мобилизовал всю свою выдержку и отправился к сестре. Заглянув в комнату Гвайнет, он увидел, что девушка рисует фломастерами огромный плакат.

— Можно к тебе на минуту, Гвайнет? — вежливо сказал он, повысив голос, чтобы быть услышанным на фоне музыки, грохочущей из проигрывателя. Он снова взглянул на плакат. Гвайнет нарисовала несколько концентрических окружностей над черной пентаграммой, одна вершина которой находилась внизу, а две другие были обращены вверх.

— Что это? — спросил Эван, пытаясь вспомнить, что он читал о лечении искусством.

— Мое представление о пятом измерении, — сказала Гвайнет, выключив проигрыватель.

— Ясно, — произнес Эван. Перед его глазами замелькали тесты Роршаха. — Гвайнет, я хочу поговорить с тобой об отце.

— Если ты намерен сказать нечто гадкое о Тристане, — взгляд девушки тотчас стал колючим, — то лучше поищи другого собеседника.

— Сейчас меня главным образом волнует отец.

Он сел на ковер возле Гвайнет, пытаясь установить контакт с ней.

— Гвайнет, финансовое положение отца оставляет желать лучшего. Похоже, общество в настоящее время существует на его деньги; он не может позволить себе такие расходы.

— Я уверена, что со временем Тристан рассчитается с ним, — невозмутимо отозвалась Гвайнет и вывела вокруг пентаграммы окружность.

— Возможно, — сказал Эван, — но сейчас, по-моему, отец не в силах содержать это общество в Колвин-Корте. Он фактически не в силах содержать самого себя, не то что общество.

— И что я должна делать в связи с этим? — агрессивно сказала Гвайнет. — Бесполезно рассчитывать на то, что я пойду работать.

— Нет, я знаю, что сейчас ты не в состоянии сделать это. Но медицина в наше время творит чудеса, и я убежден, что какой-нибудь специалист с Харли-стрит сумеет...

— Я никогда не поправлюсь настолько, чтобы кормить себя, — сказала Гвайнет.

— Возможно, но разве ты не хочешь освободиться от постоянного страха перед очередным ухудшением?

— Моя болезнь неизлечима, — сказала Гвайнет. — Папа, в отличие от тебя, это понимает.

— А если я скажу тебе, что он хочет показать тебя специалисту с Харли-стрит?

— Папа сделает все, что ты ему скажешь, — заявила Гвайнет. — Это еще ни о чем не говорит.

— Но...

— О, почему бы тебе не уехать в Америку и не оставить нас в покое? — взорвалась Гвайнет. — Тут было так спокойно, пока ты находился в Африке! Мы с папой жили счастливо, а ты ворвался сюда и все испортил! Зачем тебе понадобилось влезть в нашу жизнь?

Фразы из дюжины монографий по фрейдизму всплыли в памяти Эвана.

— Я лишь пытаюсь тебе помочь, — сказал он.

— Нет, — возразила Гвайнет, — ты пытаешься вогнать клин между мною и папой.

Они помолчали.

— И между мной, папой и Тристаном, — добавила девушка.

— Гвайнет, общество не будет находиться здесь вечно, ты это знаешь. Когда-нибудь Пуул уедет отсюда.

— Тогда я снова заболею, — Гвайнет вывела фиолетовым фломастером еще одну окружность.

— Если тебе станет хуже, ты согласишься съездить к врачу с Харли-стрит.

— Если болезнь вернется, я, возможно, умру.

— Возможно, — сказал Эван, — хотя я в этом сомневаюсь.

Он поднялся с ковра и вышел из комнаты.

Через несколько секунд после его ухода проигрыватель снова загремел на полную мощность.

Поддавшись внезапному порыву, Эван отправился в восточное крыло, где размещалась половина общества. Он стучал в двери, потом заглядывал в комнаты. Там лежали женские вещи, но никто не отвечал на стук. Комнаты были пусты. Эван прошел в западное крыло, где квартировалась вторая половина общества, и снова произвел осмотр помещений.