Дьявольская королева - [29]

Раздался громкий стук в монастырские ворота, довольно неожиданный. Мы сидели очень тихо под звуки эха, отражавшегося от изношенной брусчатки.

Сестра Антония выразительно посмотрела на аббатису Джустину. Та кивнула. Антония поднялась и покинула трапезную. Вид у нее был настороженный, она старалась не встречаться со мной глазами. Возле двери послышались громкие мужские голоса.

Я отложила ложку. Стены, которые два с половиной года служили мне защитой, превратились в западню. Я вскочила на ноги в желании убежать, но знала, что бежать мне некуда.

— Катерина, — обратилась ко мне мать Джустина.

Я взглянула на нее, и она строго произнесла:

— Ступай в часовню.

У ворот сестра Антония громко кричала:

— Вы не можете сюда войти! Это женский монастырь!

Дверь содрогнулась. По ней грохнуло что-то потяжелее кулака. Джустина встала.

— Ступай в часовню, — повторила она и направилась к Антонии.

Рукава и покрывало монашеского облачения раздувались от быстрых движений. Посреди мощеного двора она окликнула мужчин за стеной, но стук в дверь был таким громким, что заглушил ее слова.

Сестра Николетта поднялась, взяла меня за руку и потянула за собой к двери. Неожиданно к нам присоединились и остальные — Маддалена, сестра Рафаэла, Барбара, сестра Антония и сестра Люсинда.

Лизабетта и Пиппа остались за столом.

— Они явились за тобой, — радовалась Пиппа. — Они явились, Господь свершит правосудие.

Сестры плотно меня окружили. Мы прошли по коридору, под аркой, по внутреннему двору, мимо монашеских келий.

Стук в дверь внезапно прекратился. Раздались голоса. Мать Джустина переговаривалась через стену с мужчиной. Мы удалялись в глубь монастыря, и звуки становились все тише. Мы уже достигли скриптория. Закатное солнце окрасило серовато-лиловое небо в цвета розы и коралла.

Оказавшись в часовне, мы зажгли свечи для вечерней молитвы. Пахло ладаном. Сестры провели меня за алтарную решетку и встали передо мной полукругом. Дрожа, я опустилась на колени. Сатурн так тяжело на меня давил, что трудно было дышать. Я нащупала на поясе четки и начала читать молитвы по памяти, но путалась, не могла сосредоточиться и думала о черном камне возле сердца. Мои молитвы были устремлены не к Мадонне, а к Венере, не к Иисусу, а к Юпитеру.

Через открытые двери до меня долетали возгласы Джустины:

— Вы совершаете святотатство! Она ребенок, она не причинила никому вреда!

По камням застучали ботинки. Я повернулась и увидела, как мужчины вошли — не опустили головы, не перекрестились, словно святые стены для них ничего не значили.

— Где она? — закричал один из них. — Где Катерина Медичи?

Я перекрестилась, поднялась и посмотрела поверх плеч своих сестер на четверых солдат с длинными саблями. Неужели мы представляли опасность, неужели могли дать им отпор?

Самый молодой из них, нервный, нескладный, с длинными руками и ногами, с глазами, такими же блестящими и выпуклыми, как у меня, вскинул подбородок и положил ладонь на рукоятку своей сабли.

— Прочь! — велел он сестрам. — Прочь. Мы должны арестовать ее. Именем республики.

Николетта и другие сестры молчали и не двигались. Солдаты выхватили сабли и сделали шаг вперед. Женщины охнули и расступились.

Все, кроме Николетты. Она встала передо мной, развела руки и твердо заявила:

— Не смейте трогать этого ребенка!

— Отойдите! — приказал юный солдат.

Я взяла Николетту за руку.

— Сделайте так, как он просит.

Но Николетта словно окаменела. Нервный солдат взмахнул рукой; сабля плашмя ударила Николетту по плечу, и сестра рухнула на колени.

Мы все вскрикнули. Я нагнулась к ней. Она тихо стонала от боли, но крови не было. Даже ее очки остались на месте.

Другие, более выдержанные, солдаты отодвинули молодого человека в сторону, прежде чем он успел еще что-то сделать.

— Сюда, — сказал один из них. — Не заставляйте нас применять насилие в Божьем доме.

В этот момент в часовне появились еще два солдата, а за ними — властного вида темноволосый мужчина с сединой в постриженной бороде. Он пришел убить меня.

Его сопровождала мать Джустина; глаза ее покраснели от слез.

Я притронулась к своему белому покрывалу. Мой голос, чистый и звонкий, наполнил часовню.

— Только отлученный от церкви грешник может войти в святилище и вытащить из монастыря Христову невесту. Только он осмелится осудить ее на смерть.

Командир весело прищурился.

— Я не осмелюсь сделать ни то ни другое, — заметил он так добродушно, что атмосфера сразу разрядилась.

Руки женщин, поднятые в протесте, опустились, солдаты вложили сабли в ножны.

— Я просто перевезу вас, донна Катерина, в более безопасное место.

— Это место абсолютно безопасное, — возразила мать Джустина.

Командир повернулся к ней и вежливо ответил:

— Безопасное для нее лично, аббатиса, но не для республики. Здесь убежище для сторонников Медичи. — Мужчина взглянул на меня. — Вы же видите, у нас достаточно сил, чтобы забрать вас, герцогиня. Предпочитаю ими не пользоваться.

Я внимательно на него посмотрела и погладила лицо сестры Николетты. Та прижалась ко мне лбом и заплакала.

— Не надо, — прошептала я и поцеловала ее в щеку.

Кожа ее была мягкой, морщинистой и соленой.

ГЛАВА 10