Дьявольская карусель - [13]

В это время, голый Алеша, спотыкаясь о метавшуюся Гелу, метался по дому в поисках пистолетов, - он надежно спрятал их вчера, так надежно, что спросонья и с похмелья, не мог вспомнить, - куда. После третьего выстрела за стеной, он вспомнил и пока он, стоя раком, отдирал половицу, Зебра, си­девшая на кровати выпучив глаза и вывалив сиськи, вдруг вскочила на ноги и схватив со стола кухонный нож, - с воплем вылетела за дверь.

Подняв голову от только что застреленного ею человека, - Эвелина увидела голову второго, выглядывающую из-за угла и выстрелила. Опер шарахнулся от угла в сторону двери, не успев повернуть к ней лицо - и осел на кухонном ноже, длиной в 20 сантиметров, который Зебра держала в руках. Когда Алеша выскочил на крыльцо, - с тремя голыми пистолетами, - она, визжа, втыкала нож в брызжущее кровью тело, уже в третий или четвертый раз. Из-за его спины вылетела Гела и поскользнувшись в кишках, начала пинать мертвеца пят­кой в лицо.

- Хватит, - сказала Эвелина, выходя из-за угла, - Уходим. - Нет, - сказал Алеша, - Уходить нельзя.-

Г л а в а 14.

Поначалу, им всем удалось преодолеть первый импульс, - бежать, - Алешина рациональность взяла верх. Втечение часа они лихорадочно зачищали место, - потом, уже спокойнее, Алеша продолжал сам, до самого вечера. Трупы были загружены в «Ниву», на которой приехали опера, а «Нива» с приспущенными,- для хода гад речных, - стеклами, утоплена в тихом омуте на реке, за де­сять километров от Алешиной берлоги. Они вымыли, вычистили песком, заброса­ли землей все следы крови, собрали гильзы и осмотрели дорогу в поисках сле­дов от протекторов. Затем, загрузив два рюкзака припасами, девки ушли в лес, - разбивать лагерь, как надеялся Алеша.

Истекшие сутки не выявили ничьей озабоченности судьбой пропавшей бригады, а к утру Алеша уже забеспокоился сам, - не годилось уезжать на работу, не встретив гостей. Наконец, они раскачались и безалаберно попетляв по просе­лочным дорогам явились к нему, - с вопросами. Разумеется, Алеша честно рассказал все, что знал. Но чем он мог помочь милиции, которая его берегла? Он угостил их кофе, но он не видел их сотрудников, никаких машин и никаких де­вок, хотя и загорал весь предыдущий день у дома, будучи выходным от забот преподавателя английского языка и литературы. С его разрешения и при вся­ческом его содействии, они осмотрели дом и двор, вяло интересуясь, по ходу дела, фактами его безукоризненной биографии, дали расписа­ться на «Объяснении», половину которого занимало перечисление регалий их начальника и уехали в поселок, откуда, уныло побродив от двора к двору, - отбыли восвояси. Они не задали никаких вопросов относительно беглянок из «спецухи», - либо они никак не связали их с нападением в городе, либо просто ничего о них не знали, - как и в старые, добрые времена, левая рука в их конторе продолжала крутить дули правой. Это не могло служить поводом для расслабухи, - Алеша хорошо знал, что контора никогда, ничего не забывает, что как ее ни перетряхивай дурными руками, - она продолжает работать по системе и умеет цеплять за шкуру расслабившихся волков. Алеша был хорошо образованным преступником и знал, что никто еще не придумал политической систе­мы, эффективней полицейской, - одинаковой во всем мире со времен римских центурий, - они, черт возьми, сумели поймать даже Сына Божьего и прибить его к кресту, рядом с двумя бандюками попроще. Эта система была, - Понтием Пила­том, делающим дело и умывающим руки, она мало зависела от дураков с цепями или орлами на шеях, - время работало на нее, как на Пилата, ставшего вечным. Эта система была страшной, ее следовало бояться, единственным средством не попасть под колесо, было, - спрятаться, не торчать на дороге, не бренчать языком, не звякать цепями, - уйти в тень и там бить, если кто-то сослепу в нее суется. Понимать-то Алеша это понимал, - но некто, каплями половых гормонов в его крови, уже подписал договор с его судьбой.

Когда после работы, вечером того же дня, он попытался найти девок, - их не было. Они ушли.

Они не взяли денег и оружия, фактически, у него не было причин для беспо­койства, - он никого не убивал, а у них были веские причины держать язык за зубами. Что бы теперь ни всплыло, - включая и концы, спрятанные в воду, - дер­жа язык за зубами, а концы в зубах он был недосягаем для привязок, - слова, слова, одни лишь пустые слова, - убивающие, как пули, если разжать зубы.

Но когда он вернулся из лесу домой и посмотрел на постель, - на ней просту­пили зебровые полосы - и у него, как кулак, сжалось сердце.

Он продолжил жизнь, не разжимая зубов и не теряя улыбки, он продолжал ра­боту, которая не была ему в тягость и даже выбился в передовики учительского труда. С удивлением, он обнаружил, что эмоциональная отстраненность способ­ствует успеху. Ему плевать было на учительскую карьеру - и он успешно ее де­лал, он холодно презирал дебилов, с которыми имел дело, - а они любили его и делали успехи под его руководством. У него получалось лучше, чем у многих горящих на работе преподавателей, издерганных горением, он мог двести раз объяснять что-нибудь дебилу, не испытывая раздражения от его дебильности - и у дебила начинало получаться. Не осознавая этого сам, - он мог бы быть очень хорошим опером, намного лучше чем те, которых походя слизали с лица земли тринадцатилетние девчонки, он мог бы достичь успеха в любом деле, - если бы не эликсиры Сатаны, сжигавшие его кровь.