Дьявольская альтернатива - [36]

Он быстро оделся, все еще не приняв окончательного решения. Когда он натянул ботинки, окончательное решение он наконец принял. Если это была ловушка, он не получал никакой записки и просто прогуливается по лесу. К разочарованию все еще питающей надежды секретарши, он отправился на прогулку в одиночку. Пройдя метров сто, он остановился, вытащил зажигалку и сжег записку, тщательно затоптав пепел в ковер из сосновых иголок.

По солнцу и своим часам он сориентировался точно на север, и двинулся в направлении, противоположном берегу реки, который был обращен на юг. Через десять минут он обогнул макушку холма и увидел в двух километрах впереди через долину похожую на луковицу верхушку часовни. Через несколько секунд он вновь углубился в лес.

По лесам вокруг Москвы разбросаны десятки таких часовен, которые когда-то служили деревенским жителям местом для молений, а теперь стоят заброшенные, заколоченные досками. Та, к которой он теперь приближался, стояла посреди лужайки, окруженной деревьями. На опушке поляны он остановился и внимательно осмотрел церквушку. Вокруг никого не было видно. Осторожно он вышел на открытое место. Он был всего в нескольких метрах от забитой наглухо передней двери, когда заметил фигуру, стоящую в глубокой тени под аркой. Он замер, и в течение нескольких минут, которые показались вечностью, они не сводили друг с друга глаз.

Словами в данном случае выразить что-то было невозможно, поэтому он просто произнес ее имя: «Валентина».

Она вышла из тени и ответила: «Адам».

«Двадцать один год», – подумал он пораженно. «Ей, должно быть, около сорока». Но выглядела она не больше чем на тридцать, волосы у нее по-прежнему были цвета воронова крыла, она была красива и необыкновенно грустна.

Они присели на одно из надгробий и тихо заговорили о прошлых временах. Она рассказала ему, как спустя несколько месяцев после их последней встречи она вернулась из Берлина в Москву и продолжила работать стенографисткой в партийном аппарате. В двадцать три она вышла замуж за молодого офицера вооруженных сил, которого ожидала блестящая карьера. После семи лет замужества у них был ребенок, и они были счастливы, – все трое. Ее муж успешно продвигался по службе, так как его дядя занимал высокий пост в Красной Армии, покровительство своим близким столь же распространено в Советском Союзе, как и в остальном мире. Мальчику теперь было десять.

Пять лет назад ее муж, который, несмотря на свою молодость, успел стать полковником, погиб, разбившись в вертолете, который наблюдал за размещением китайских войск вдоль реки Уссури на Дальнем Востоке. Чтобы заглушить горе, она вновь поступила на работу. Дядя ее мужа использовал свое влияние, чтобы обеспечить ей хорошее, высокопоставленное место, заняв которое она получила определенные привилегии в форме специализированных продуктовых магазинов, спецресторанов, квартиры с улучшенной планировкой, личного автомобиля, – все эти вещи человек получает, если продвигается до достаточно высокой должности в партийном аппарате.

Наконец, два года назад после специальной проверки ей предложили работу в небольшой группе стенографисток и машинисток – подотделе Общего Отдела Центрального Комитета, который называется Секретариатом Политбюро.

Монро глубоко вздохнул. Это была должность на самом верху, только самые доверенные люди могли получить ее.

– А кто, – спросил он, – дядя твоего покойного мужа?

– Керенский, – пробормотала она.

– Маршал Керенский? – переспросил он.

Она утвердительно кивнула. Теперь Монро медленно выдохнул. Керенский, ультра-ястреб. Когда он вновь посмотрел на ее лицо, на глазах у нее наворачивались слезы. Она быстро моргала, чтобы не расплакаться. Повинуясь порыву, он обнял ее за плечи, а она прильнула к нему. Он почувствовал запах ее волос, все тот же терпкий запах, который двадцать лет назад, во времена его молодости, вызывал у него одновременно нежность и возбуждение.

– Что случилось? – мягко спросил он.

– О, Адам, я так несчастна.

– Но, Боже мой, почему? В том обществе, где ты живешь, у тебя есть все.

Она медленно покачала головой, а затем отодвинулась от него. Она избегала смотреть ему в глаза, глядя через лужайку на деревья.

– Адам, всю мою жизнь, с самого раннего детства я верила. Я действительно верила. Даже тогда, когда мы любили друг друга, я верила в правоту и победу социализма. Даже в самые тяжелые времена для моей страны, когда на Западе были все потребительские блага, а у нас не было ничего, я верила в справедливость коммунистических идеалов, которые мы из России в один прекрасный момент донесем до всего мира. Это был идеал, который дал бы нам всем мир без фашизма, без жажды денег, без эксплуатации, без войны. Меня этому учили, и я действительно этому верила. Это имело более важное значение, чем ты, чем наша любовь, чем мой муж и ребенок. Такое же значение, как моя страна, Россия, которая – часть моей души.

Монро было известно о том патриотизме и любви к своей стране, которые испытывают русские, – горячее пламя, которое заставляет их выдерживать любые страдания, любые лишения, идти на жертвы и которое, – если им должным образом манипулировать, – заставляет их беспрекословно повиноваться своим кремлевским правителям.