Дьявол в сердце - [41]

Передача была о старых певцах, чей час славы миновал. Каждая слеза has been[15] увеличивала аудиторию любимой программы. Глупость определяла неудачника. Такова была философия программы. Мистер Бонами смеялся и был уверен в себе. Однако чувствовалось, что когда-нибудь ведущий, так же как и его гости, может кануть в реку забвения.

Как Ги Бонами, я долго была уверена в своем превосходстве. «Благодаря тебе, я знаю, что почем», — сказала я тебе однажды в воскресенье на бульваре Сюше.

— Если бы ты знала, чего стоила Алиса.

Впервые ты говорил о Любимой, употребляя глагол в прошедшем времени. Ты был искренен в своей боли. Я протянула руку, но ты вышел из комнаты. Как-то на обратном пути из Люберона твой шофер подвозил меня на твоем «мерседесе».

— Если бы у него были доказательства смерти Алисы, я бы дорого за него не дал, — сказал мне Луиджи.

— У вас такой вид, словно вы много знаете.

— Как-нибудь надо будет поговорить…

11 апреля

Завтра четверг, четверг — хороший день для покаяния. Я позвонила в Сен-Пьер-дю-Гро-Кайю, седьмой округ. «Два священника — кюре и отец Вейсс — совершали сегодня обряд отпущения грехов», — уточнила женщина-доброволец, дежурная в приходе.

Я застану Вейсса врасплох, если только Розетт не донесла. Я готовлю два основных таинственных действа: Папессу и Колесо удачи, звонит телефон. Это мой ангел-хранитель, доктор Жаффе.

— Вы знаете новость?

— Какую?

— Состояние вашего здоровья улучшается.

— Показатели, кровь, эхо или рентген?

— Все.

У «мистера Вильжиюфа» странный, оглоушенный тон, как будто мое новое состояние его удивляет. Я кладу трубку и плачу. Кошки прыгают по столу, лезвия падают, слезы тоже. Мне надо обязательно поговорить с Вейссом.

* * *

Элка много читала, она изучала Талмуд, Библию, Коран, заходила на чаты в Интернет, ходила на коллоквиумы в еврейскую Школу, в Большую парижскую мечеть, она вникала в вопрос. Она посещала лекции в кафедральной Школе и католическом Институте, подписалась на журналы «Дух», «Жизнь» и «Паперть». Она бывала в теологических кафе. Читала Клоделя и Бернаноса, просматривала все религиозные сайты планеты. Она участвовала в сорбоннском коллоквиуме под названием «Возвращение верующего». Она позвонила в ассоциацию «Полдень». Узнала, что такое «лист полномочий» епископа. Такие писатели, как Ив Конгар и Сюлливан, укрепили ее во мнении: был Бог и были догмы. Первое казалось вечным, второе нуждалось в подтверждении.

Она выходила из метро, заходила в церкви, словно для того, чтобы проникнуть в тайну.

Перечитывая биографию Мериньяка глазами Вейсса, она поняла, что никогда не опубликует текст. Настолько ли интересна история Мелкого Беса, чтобы посвятить ему эссе? Всем, кроме его коллег, наплевать на порывы души гиганта недвижимости, а поскольку последние уже и так достаточно хорошо знают Мериньяка, им такая публикация не сообщит ничего нового. Авторизованная или нет, биография — сомнительный проект, ложная «хорошая идея».

Что касается ее сломанной карьеры, теперь она смотрела на нее с нежностью, как смотришь, став взрослой женщиной, на куклу, найденную на чердаке. Благодаря «Служителю всех», «Князь Мира» был отодвинут на второй план.

Элка читала, писала и все больше отстранялась от своей печали и от Тристанов.

* * *

А Бодлера крестили в Сен-Сюльписе!

Она выключила компьютер, потом вернулась в свою квартиру. Она ходила почти как прежде. Сиамка подкатилась к ее ногам, перевернулась на спину, гипнотическим взглядом она требовала ласки и поцелуев. Элка наклонилась и подчинилась. Первый раз в жизни она нашла себя красивой, посмотрев в зеркало. Порошок мандрагоры, стебельки дягиля и травы святого Ивана, без сомнения, оказали эффект психологического внушения, но вера опережает искусство медицины, решила она в ванной. Крест на грудной клетке больше ее не смущал. Она думала о золотом лице в Шайо.

«Значит, ты существуешь?» — спрашивала она. Она просунула протез в лифчик на корсете. Она побаловала себя новой силиконовой грудью, старая пропала, пока она была в коме. Новый придаток так хорошо имитировал плоть, что она иногда колола его иголкой, чтобы проверить, не настоящий ли он. «Такой нежный и мягкий, точно по форме моей груди, поживем — увидим», — говорила она себе.

Кошки прыгнули на кровать. Полосатый фыркнул, Черная убежала. Элка открыла шкаф и тщательно отобрала одежду. Черная юбка и черный кардиган, красный муслиновый шарф. Она прочла Сиамке церковное песнопение Вейсса. «И узрит всякая плоть спасение Божье»[16],— заключила она, но Сиамка сторожила сумерки.

Кошки нежны, безумны и полуночны, поэтому одним они нравятся, другим — нет. Ночью они скачут и мурлычут, демонстрируя очевидное довольство.

Не удовлетворившись охотой за ведьмами, Церковь в Средние века предприняла крестовый поход против кошек, сжигая их на площадях.

Есть ли у кошек душа? Вейсс должен знать, это человек, который знает, что почем.

13 апреля (17 часов)

Плакат в метро напротив меня напоминает о моем статусе калеки, о том, что Вейсс старается помочь мне забыть. Грудь выставляет себя напоказ, половые органы женщины не видны, но как видна грудь, я об этом кое-что знаю, у меня-то она всего одна. Шаровидная плоть с безграничной властью, грудь, сексуальная или кормящая, возбуждающий сосок, грудь нравится члену, грудь — это жизнь. Грудь размером 85 В весит в состоянии покоя четыреста граммов, при занятиях спортом вес увеличивается. Благодаря осязаемой, измеряемой и исполненной всеми символами груди блаженствуют и дитя, и мужчина. Танцовщицы с обнаженным бюстом, кормящие матери, грудь плоская, как доска, и роскошная грудь в бюстгальтере с чашечками — в ней скрывается ключ от тайны человечества. Острая, обвислая или во всем блеске, живая женская грудь пробуждает желание молодых людей и будит в стариках воспоминания. Грудь заставляет размышлять, грудь возбуждает. Красотка на плакате в метро напоминает мне, что я одинокая женщина, потерявшая свою пару. Когда-то на моем балконе был народ, теперь — пустыня.