Дьявол в сердце - [19]

Мне так нравились мои груди-близняшки. Благодаря им мое тело выглядело гармонично. Я навсегда лишилась этой гармонии. Я завешиваю зеркало ванной белой простыней, и на том спасибо. Каждый раз, когда я раздеваюсь, мое безобразие поражает меня: это не простое, обычное, безобразие. Чтобы поверить, надо это увидеть. С одной стороны грудь, с другой — пустота, которая засасывает меня. Те, кто наводит порчу, пронзают жертв на расстоянии. Я — своя собственная куколка, я воткнула себе иглы прямо в сердце.

27 декабря

Поезд метро мчится на полной скорости, но смерть преследует меня. Она выглядит, как Круэлла, эта карающая рука Мериньяка, этот заплечных дел мастер. В приемной мисс Скальпель — плакат с ее изображением перед всеми ее альбомами: пронзительный взгляд, торчащие груди. Рак груди был ее хлебом и маслом.

В день ампутации, когда я семь часов ждала очереди на операционный стол, Круэлла вошла в мою палату. Ее украшения звенели, каблуки цокали. Она подняла простыню и обвела грудь черным маркером, нарисовав пунктир вокруг осужденной. «В оперблоке мне будет понятно, где резать!» — уточнила специалистка, высунув кончик языка от усердия.

Потом она велела мне встать, снять рубашку и повернуться лицом. Она была красива в голубом костюме, а я была страшна, как мой рак, вся в пунктире. «Быстро! Вы у меня не одна», — покрикивала Круэлла.

Она, что, боялась отрезать не с той стороны? Как будто превратившись в члена организации «Репортеры без границ», Круэлла размахивала своим фотоаппаратом. Я встала с койки и последний раз в жизни показалась полностью. Вооружившись «лейкой», Круэлла ходила вокруг меня, сужая круги. Меня обстреливали вспышки.

— Профиль! Анфас! Три четверти! Быстро! — орал мой полицай.

— Schnell[6],— мрачно передразнила я.

Круэлла прервала свой репортаж.

— Здесь и не такие крутые обламывались, дорогуша. Кем вы себя возомнили? Здесь вам не дворец. Выпендриваться не надо. Давайте. Анфас, профиль, повернитесь, правый профиль. Три четверти влево. И помалкивайте, а то я откажусь от вас.

Вспоминая последующие муки и все дырки и бугры, которые специалистка сделала на моем теле, уверенная, что поступает правильно (если только не…), я понимаю, что лучше было бы выбить из ее рук «лейку», одеться и сбежать от этой папарацци. Я не ушла, потому что в моей груди цвела смерть. Из-за этой опухоли каждая минута была на счету. К Круэлле меня направила докторша из Питье с седым пучком. Оглядываясь назад, я понимаю, что они договорились о бартере. «Я тебе направлю грудь, а ты мне отдашь одного на химиотерапию, идет?»

Оглушенная таблеткой антаракса, я упала на койку в полной уверенности, что хирургиня убьет меня или покалечит. И я не ошиблась.

Прежде чем впасть в забытье, я последний раз взглянула на тело, доставшееся мне от Мод. Грудь уже несла на себе печать смерти, обведенную черным, пунктир доходил даже до лопатки.

Отрезав мою плоть и пролив мою кровь, Круэлла выбросила мою грудь в мусорное ведро и засунула между кожей и грудной клеткой пакет с физиологическим раствором. Это называлось «немедленным восстановлением».

Полнейшее восстановление! Круэлла приняла меня за Джину Лоллобриджиду — пришлось через две недели снова прибегнуть к зажимам и скальпелю, чтобы удалить огромный пакет, который мешал мне дышать. У Круэллы отличный глазомер, но «каждый имеет право на ошибку», как сказала она мне потом. Это что, безнаказанная пытка для упрямцев?

Круэлла отказывалась использовать морфий. «Мне будет затруднительно контролировать ваше состояние. Кроме того, морфий формирует зависимость», — отчеканила она. Вторая операция осложнилась заражением золотистым стафилококком. Пришлось резать еще раз, чтобы избежать гангрены. Мясничиха рвала и метала, твердила, что ее клиника стерильна, суперстерильна, а что до меня, то мне просто не повезло.

Она могла бы и не оправдываться. С тех пор как Франк меня бросил, я стала воплощенным невезением. Мисс Нож не учла, что ее операционный блок был настоящей свалкой, грязной и даже отталкивающей. Я видела это, когда стонала, распластанная на операционном столе — моем ложе страдания, и боялась, что могу подхватить какую-нибудь дрянь. Несмотря на медикаментозную подготовку к операции, мне следовало сбежать от моей злой феи.

Твой блок, Круэлла, до сих пор так же омерзителен? Ну, конечно же, нет. После моего печального случая ты наверняка положила конец некоторым обычаям: твои медбратья больше не ковыряют в носу на глазах у предоперационных больных, и переполненные тазы больше не ставят на столь же грязные одеяла. Твои санитарки начали мыть ноги и перестали входить в блок в босоножках на высоком каблуке, сверкая черными от грязи пятками. А твои санитары больше не тушат окурки в пепельнице, стоящей между шприцами. Ты навела порядок, моя совсем не любимая ведьма, и если бы сам министр здравоохранения зашел к тебе, операционный блок и послеоперационная блестели бы чистотой, верно?

Политика общественного здоровья напоминает неотмеченные крутые повороты на дороге. После определенного количества смертей наконец-то ставят дорожный знак. После десятого заражения золотистым стафилококком Круэлле пришлось вычистить «рабочую поверхность» бетадином, и теперь ей не в чем упрекнуть себя. Некоторые клиники похожи на симпатичные ресторанчики с сомнительной кухней. Расшитые скатерти, несвежее мясо.