Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков - [74]

Итак, ад был обычным местом вечного заключения грешников, где они отбывали по положению каждый свою муку. Однако правило это имело свои исключения. Ниже мы увидим, что были счастливые грешники, которых особая милость Божия извлекала из бездны и возносила на небо. Сверх того, в известных определенных случаях осужденные могли выходить из своей тюрьмы на более или менее долгий срок. Примеры тому, по словам легенд, были часты, но грешнику было мало радости оттого, что он удалялся от обычного места своих мучений, так как ад мог быть и вне ада, и мучение следовало за осужденным, как тень за телом. Иных грешников ад почему-то не принимал, и они мучились в каком-нибудь странном месте на земле — быть может, для того, чтобы являться поучительным примером для людей, становясь им известными через тех путешественников, которые на них в своих странствиях натыкались. Так, св. Брандан, плавая в розысках земного рая, видел Иуду Искариота брошенным в великий морской водоворот, бешеные волны которого вечно играют предателем Христа. Герой одной поэмы круга Карла Великого, Гюго Бордосский, странствуя по Востоку, нашел Каина, замкнутого в железную бочку, утыканную внутри гвоздями, которая безостановочно катилась по пустынному острову. Подобным же образом отбывают казнь свою убийцы великого князя Андрея Боголюбского,^{337} по преданию, зашитые мстителями в короба и брошенные в таком виде в озеро. Короба обросли землею и мохом и обратились в плавучие острова, а заключенные в них убийцы все живы и мучаются, и, когда на озере буря, можно слышать их стоны. Жестокая судьба внеадских мучений постигла и Стеньку Разина. «Раз, возвращаясь из тюркменского плена, русские матросы проходили берегом Каспийского моря; там стоят высокие-высокие горы. Случилась гроза, и они присели у одной горы. Вдруг вылез из горного ущелья седой древний старик — ажно мохом порос. „Здравствуйте, — говорит, — русские люди, бывали ль вы у обедни на первое воскресенье Великого поста? слыхали ль, как проклинают Стеньку Разина?“ — „Слыхали, дедушка“. — „Так знайте ж: я — Стенька Разин. Меня земля не приняла за мои грехи; за них я проклят, и суждено мне страшно мучиться. Два змея сосали меня: один со полуночи до полудня, а другой со полудня до полуночи; сто лет прошло — один змей отлетел, другой остался, прилетает ко мне в полночь и сосет меня за сердце, а уйти от горы не могу — змей не пускает. Но когда пройдет еще сто лет, на Руси грехи умножатся, люди станут забывать Бога и зажгут перед образами сальные свечи вместо восковых; тогда я снова явлюсь на белый свет и стану бушевать пуще прежнего. Расскажите про это всем на Святой Руси“» (Костомаров). В разных деревнях можно услышать рассказы, что не только Стенька Разин, но и Гришка Отрепьев, Ванька Каин^{338} и Емелька Пугачев до сего дня живы и скрываются в змеиной пещере на том острове, где живут получеловеки или сидят заключенные в Жигулевских горах (Афанасьев). Джованни Боккаччо, обновляя по-своему старинные легенды, передает страшную историю Гвидо из рода Анастаджи, самоубийцы по несчастной любви. Осужденный на вечные муки, должен он метаться по земле каждый день, но сегодня здесь, завтра там, преследуя свою безжалостную красавицу, осужденную, как и он. Верхом на черном коне, с длинною шпагою в руке, сопровождаемый двумя меделянскими псами, бегущими впереди, гонится он за жестокою женщиною, а она, босая и нагая, бежит от него. Наконец он ее настигает, пронзает шпагою, рассекает кинжалом и бросает голодным псам ее сердце и внутренности. Стефан Бурбонский^{339} (ум. около 1262) говорит, что в его время где-то на Этне можно было видеть души, осужденные вечно строить замок: всю неделю они строили благополучно, но в ночь на воскресенье он рушился, а в понедельник призраки опять сносились на работу. Впрочем, Стефан считает этих призраков душами не из ада, но только из чистилища.

Много раз видим был весь адский народ, проносившийся в глубокой ночи, как бы процессией, по воздуху или проходивший по лесу подобно войску на походе. Монах Отлоний^{340} (в конце XI века) повествует о двух братьях, которые однажды, путешествуя верхами, увидели внезапно огромную толпу, мчавшуюся по воздуху невысоко над землею. Перепуганные братья, осенив себя крестным знамением, спросили у странных путников, кто они такие. Один из них, который, судя по коню и доспехам, был знатный рыцарь, открылся им, сказав: «Я ваш отец. И знайте, что если вы не возвратите монастырю известное вам поле, неправильно мною у него отнятое, то я буду безвозвратно осужден и та же участь постигнет всех моих потомков, которые будут держать неправдою похищенное». Отец дает детям образчик ужасных мучений, которым он подвергается; дети исправляют его вину и таким образом освобождают его из ада. Мошеннические проделки такого рода завещаний бывали нередко. Одна из них дала тему для трагикомического эпизода похорон живого покойника, графа Ательстана, в «Айвенго» Вальтера Скотта.

Еще более удивительную и страшную историю рассказывает другой монах-летописец Ордерик Виталь^{341} (XII век). В 1091 году некий инок по имени Гуалькельм (Гульельмо, Вильгельм), священник в Бонневале, возвращался однажды ночью от больного прихожанина, жительствовавшего довольно далеко от его дома. В то время как он брел пустынными полями под высоко в небе стоявшей луной, слух его был поражен великим и грозным шумом как бы от движения огромного войска. Охваченный ужасом, священник хотел спрятаться в первые встречные кусты, но ему загородил путь какой-то гигант, вооруженный палицею, и, не принося ему никакого вреда, запретил лишь двигаться с места. Священник стоит как пригвожденный и видит пред собою странное и ужасное шествие. Сперва потянулась бесчисленная толпа пешеходов: они вели за собою огромное количество скота и тащили всякого рода скарб. Все они громко стонали и торопили друг друга. Затем проследовал отряд могильщиков: они пронесли пятьдесят гробов, и на каждом гробе сидел безобразный карлик с огромною головою, величиной с бочонок. Два эфиопа чернее сажи протащили на плечах бревно, к которому крепко привязан был злодей, оглашавший воздух ужасными воплями. Черт чудовищного вида сидел на нем верхом и колол ему бока и спину раскаленными шпорами. Затем скакала бесконечная кавалькада прелюбодеек: ветер время от времени приподнимал их воздушные тела на высоту одного локтя и сейчас же ронял их обратно на седла, утыканные раскаленными гвоздями. Дальше тянулась процессия священнослужителей всякого сана и, наконец, полк рыцарей во всевозможных доспехах, верхами на огромных конях, под веющими по воздуху черными знаменами… Летописец Ордерик утверждает, что слышал рассказ из уст самого священника-очевидца. Собственно говоря, это христианская обработка германского языческого мифа о «дикой охоте». Поверье о загробном мучении посредством участия в дьявольских походах держится и в русском народе. Лесков искусно воспользовался им в известном эпизоде «Очарованного странника», заставив чрез подобное видение сурового митрополита Филарета простить пьющего попика, который вопреки церковному запрещению молился за самоубийц: