Дьявол в быту, легендах и литературе Средних веков - [81]
(Перевод К. А. Лигского)
Не менее упрямым и свирепым являет себя Адрамелех в «Мессиаде» Клопштока. Но обоих затмевает гордый и неукротимый Люцифер Байрона, когда отвечает Каину, который напомнил ему о Боге, владыке Вселенной:
Контрастом этим грозным и свирепым дьяволам являются довольно многочисленные в поэзии дьяволы-покаянники, возвращенные в рай, так сказать, на вторичную службу. Таковы Аббадона Клопштока, оплакавший смерть Иисуса на Голгофе, обращенный и искупленный Сатана в «Консуэло» Жорж Санд, «Спасенный Сатана» Альфреда де Виньи… Осталась недоконченною поэма Виктора Гюго «Конец Сатаны», имевшая сюжетом примирение Сатаны с Богом.
Глава тринадцатая
Смерть дьявола
Обращению и искуплению дьявола есть помеха, которой не предвидели богословы; дьявол умер, не выждав конца мира. Умер или умирает.
Что дьяволы смертны, утверждали еще раввины. О том, что черт может заболеть, оказаться при смерти, потом поправиться, известно из многочисленных показаний обвиняемых по ведьмовским процессам. В народных сказках, еще сохранившихся там и сям в Европе, умирающий черт — обычное действующее лицо. Достаточно напомнить о мантуанской сказке про юношу-оборотня, который, спасаясь от черта, принимает разные образы, пока не удается ему принять вид хорька в то время, как черт замешкался в виде курицы, и, понятно, хорек задушил курицу. Вот почему, заключает сказка, и нет больше черта… Странно и многозначительно подобное утверждение в устах народа.
Дьявол родился из известных причин, жил и расцветал в известных условиях, приспособлялся к их медленному, но неизбежному изменению. Как всякий живой организм, он прошел все степени жизненной эволюции и умирает потому, что эволюция завершена. Функция организма закончена. Идея, которая давала ему жизнь, не в состоянии победить на обширной арене житейской конкуренции других более могучих и юных идей.
Чтобы заметить симптомы умирания черта, достаточно оглянуться вокруг себя. Он перестал быть прежним страшилищем, кознодеем и злобным чудотворцем. Куда девались чудовищные полчища, с которыми он, бывало, в ночную пору проходил равнинами или лесами либо мчался по воздуху? Где черные кони, на которых он похищал злодеев? Где пожары, бури, моровые язвы, обязанные ему своим происхождением? Сама Церковь, хотя и не может допустить, чтоб дьявол умер, вынуждена признать, что он стал гораздо смирнее и отказался от многих прежних своих проделок.
Помысел о бесе и страх пред бесом постепенно гасли в умах не только образованного общества, но и черни, не только в городах, где эволюция идей свершается быстрее, но и в деревнях, последних приютах древних верований и пережитков. Теперь имя черта часто упоминается в обыденной речи, как побранка, присловье, ради поговорки, но за словом уже нет ни образа, ни духа. Магические обряды существуют кое-где в народе, но черт уже не принимает в них участия; а пресловутых шабашей — бесовских игр и сборищ — давно уже и след простыл. Разве сумасшедшему придет сейчас в голову вызывать черта для договора с ним о продаже души своей в обмен на богатства и почести.
В России один из последних случаев такого рода приключился в 1843 году. В местечке Белице рядовой местной конно-этапной команды Федоров, не стерпев жестоких побоев, бежал было, но в бегах сробел и сам явился с повинною в город Гродно. «При обыске Федорова караульным офицером найдена у него за обшлагом шинели написанная им от своего имени кровью записка следующего содержания:
«Рукописание сие дано в том, что я отрекся уже от матери, отца и родственников всех своих, от белого света и всего, что есть на оном, и матушки сырой земли, от Бога и лица Его, теперь проклинаю Его; а я предался нечистым духам, то есть дьяволам, за деньги и их услуги, сроком на тридцать лет, в чем и подписуюсь своею кровью мизинца левой своей руки, апреля 22 дня 1843 года Иван Федоров руку приложил, не Богу, а черту».
На допросах при следствии и в суде подсудимый Федоров, под священническим увещанием, объяснил, что слышал от разных неизвестных людей, что если кто пожелает предаться нечистым духам и даст им написанное своею кровью из мизинного левой руки пальца рукописание, то будет иметь все, что только пожелает». Дорого обошлась злополучному Федорову его попытка войти в знакомство с нечистою силою. «Генерал-аудиториат признал, что написанная подсудимым Федоровым записка о предании себя нечистым духам заключает в себе богохуление и покушение к отступлению от православной веры; но как это учинено им единственно по легкомыслию и грубому невежеству, то, применяясь к 145 и 146 ст. 5 ч. свод. воен, постан., определил: Федорова, как за сие преступление, так и за самовольную от команды отлучку, наказать шпицрутенами, прогнав чрез пятьсот человек один раз, и отослать к духовному начальству для поступления с ним по церковным правилам, а потом обратить на службу во фронт, по распоряжению инспекторского департамента военного министерства». Любопытно заключение об этом деле Любавского
