Дьявол в быту, легендах и литературе Средних веков - [26]
Гораздо чаще бес действовал проще и действительнее, насылая на отшельников визиты не призрачных, а настоящих женщин, охваченных похотливою шалостью — соблазнить праведника. Одна из таких легенд дошла из IV века в XX, чтобы в русском варианте превратиться в толстовского «Отца Сергия». В древлепечатном «Прологе», еще не редактированном св. Димитрием Ростовским, было чересчур много подобных историй, которые Феофан Прокопович[113] относил впоследствии к разряду «пустых и смеха достойных басен».
Не всегда бесы, доведя подвижника до падения, повергали его в самоотчаяние: бывали люди крепкие, которые умели утешить себя в том смысле, что «сие есть не грех, но токмо падение». В «Прологе» же, под 21 мая, рассказывается, как «один брат вышел из скита на речку, чтобы почерпнуть воды, и вдруг заметил там на берегу «жену перущу ризы», то есть прачку, моющую одежды, и «прилучися брату пасти с нею». По совершении же этого греха брат зачерпнул воды и понес водонос в скит свой, но его облепили бесы и стали кричать ему в уши: «Чего идешь в скит! Тебе теперь там уж не место; оставайся теперь с прачкой!»
Брат этим очень смутился, но сейчас же понял, что бесы этак хотят совсем отбить его от пути спасения, и сказал:
— Чего вы ко мне вяжетесь и для чего мне досаждаете! Я не хочу отчаиваться!»
Само собою разумеется, что, по мере того как аскетизм фанатический в течение веков перерождался в аскетизм лицемерный, плутоватые теории, что «сие есть не грех, но токмо падение», забирали все большую и большую силу и находили все усерднейшее применение. Но даже в самые поздние века аскетизма (например, в русском старообрядчестве XVII и XVIII веков) никогда не было недостатка в фанатиках, которые принимали искушения демона во образе жены совершенно серьезно и били, увечили или даже убивали чересчур ретивых своих поклонниц, вообразив их переодетыми бесами. Такой случай с насмешкою рассказывает в романе своем «В лесах» знаменитый расколовед П. И. Мельников-Печерский, автор, благодаря которому самое слово «искушение» вызывает ныне улыбку у читателя: так удался этому писателю тип молодого певца и начетника, благочестивого бабника Василия Борисовича, с постоянною поговоркою на устах: «Ох, искушение!..»
Но смешные анекдоты не уничтожают действительность, которая на этой почве порождала преступления без вины виноватых преступников, расправлявшихся с женщинами, повинными только в неуместной влюбчивости, со всею страшною свирепостью, какую мог накопить многолетне сдерживаемый гнев против лукавого беса, неуловимого вечного врага.
Чаще всего бес, искушая пустынника, не заходил в соблазнах своих до такого яркого реализма, как подсыл женщин или собственное воплощение в женщину, а довольствовался тем, что будил и раздражал желания, не находящие удовлетворения. По рассказу Григория Великого, дьявол однажды охватил таким сладострастным соблазном св. Бенедикта, но суровый подвижник справился с собой: разделся донага, лег в терновник и катался в нем, покуда колючие шипы не выгнали из тела наплыв адской страсти. Еще гораздо грознее вылечил себя другой инок в IV веке.
«Был, — читаем в Патерике, — в скиту один подвижник. Враг приводил ему на память женщину, весьма красивую собой, и сильно возмущал его. По смотрению Божию, пришел в скит другой брат, из Египта, и в разговоре упомянул, что умерла жена такого-то. А это и была та самая женщина, которой соблазнялся брат. Услышав об этом, брат взял ночью свой хитон и пошел в Египет, открыл гроб умершей, отер хитоном ее гниющий труп и возвратился с ним в свою келию. Он положил этот смрад возле себя и, сражаясь с помыслами, говорил: «Вот предмет, к которому ты имеешь похоть, он перед тобой, насыщайся!» Таким образом, он мучил себя этим смрадом, пока не кончилась его борьба».
Третье любимое искушение дьявола — возбуждение гордости и самодовольства — бывает причиною тех его явлений, когда он осмеливается брать на себя вид святых, ангелов, Девы Марии, Христа, Бога Отца. В предшествующей главе было рассказано, как в подобные сети бесы поймали Исакия, затворника Печерского. В монастырях хорошо знают это искушение и предупреждают новичков не вверяться его обману. Путем таких видений Сатана обыкновенно добивается от своих жертв страшного греха — самоубийства, к которому он некогда так неудачно убеждал Иисуса, предлагая Ему броситься с кровли Иерусалимского храма. Рассказывают об одном иноке по имени Эрон, который, пятьдесят лет прожив в пустынном монастыре, истязал плоть свою так сурово, что не ослаблял поста даже на Пасху. Однажды ему явился дьявол в образе ангела и приказал броситься вниз головою в колодезь, что Эрон немедленно и исполнил, рассчитывая, что останется невредим и чудо это явит перед всеми великую его святость. Но вместо того он страшно разбился, монахи едва могли его вытащить, и спустя три дня он умер самым жалким образом. Легенда относится к 1124 году. Губерт Ножанский[114] рассказывает плачевную историю юноши, к которому дьявол явился под видом апостола Иакова и приказал ему — в виде епитимьи за грех прелюбодеяния — сперва оскопиться, а потом перерезать себе горло. Богомольный юноша повиновался, и был бы он, как говорят о самоубийцах, «черту баран», если бы не смилостивилась над ним и не возвратила его к жизни Святая Дева.
