Дьявол - [3]

Элементы героических мифов Вавилона и Ханаана, существовавших во втором тысячелетии до н. э., вновь появляются в Библии, а позднее в Апокалипсисе. Их слишком много для того, чтобы счесть простым совпадением: «большой дракон, древний змей, соблазнитель мира». Это животное, выходящее из моря и уподобляемое в Апокалипсисе сатане, впрямую связывает нас с месопотамскими мифами, знакомыми древним евреям на протяжении веков.

II — Греко-римское влияние

По мнению философа Цельса, христианский сатана многим обязан мифам о древнегреческих богах и героях, в частности — рассказу о войнах с титанами и гигантами. Это борьба Зевса и его сына Диониса, олицетворяющих силы жизни, против титана Крона — пожирателя собственных детей, а также борьба между нематериальными и материальными силами. Эта же тема борьбы со злом присутствует в рассказах о схватках между Г ераклом и Лернеиской гидрой и между Тезеем и Минотавром. С другой стороны, эринии, богини со змеями вместо волос, способны налагать божественное проклятие. Конечно, у древних греков отсутствует дьявол, поскольку и боги у них — всего лишь бессмертные люди со сверхъестественными способностями. Они обуреваемы теми же страстями, что и мы, точно так же способны как на добро, так и на зло, и это в полной мере относится к их владыке Зевсу. Наиболее «дьявольские» признаки можно увидеть у Пана. Он в волосах, рогатый, с головой козла. Это бог сексуального наслаждения и плодовитости. Для столь враждебной ко всему плотскому религии, как раннехристианская, легко было усмотреть в этом божестве предтечу дьявола. И в дальнейшем она придала последнему некоторые черты этого древнегреческого божества. Конечно, это не вполне корректная интерпретация. В греческом политеизме присутствуют две существующие в природе силы: Добро и Зло, однако здесь еще отсутствует их четкое воплощение в двух обреченных на непрерывную борьбу существах. Платон, живший, как мы помним, за четыре с лишним сотни лет до рождения Христа, утверждал даже, что зло представляет собой всего лишь отсутствие добра, не-сущее. Ну, а «демоны» Сократа — это всего лишь то, что мы называем «гениями», «духами» — без отрицательного подтекста.

Ксенократ и Аристотель тоже разработают демонологию: существуют добрые и злые демоны, вселяющиеся в тела живых существ. Эту мысль можно найти и у Плутарха, для которого демоны — это промежуточные духи, которые могут либо вознестись до высоты богов, либо быть низвергнутыми на уровень людей. Злые духи вдохновляют на дурные поступки. Стоики отрицали абсолют: как хорошего, так и плохого.

Интересен миф о мистических тайнах, согласно которому люди родились из пепла сожженных титанов, что и объясняет их дурные наклонности. Но так же, как в титанах заключались части сожранного ими Диониса, так в человеке имеется и божественная частица. О дьявольском же существе вопрос не встает.

Этруски и латины также игнорировали подобное понятие. Среди сборища римского пантеона попадались крайне неприятные фигуры, например, Какус, демон огня, Робиг, демон ржи (болезни) пшеницы, Вейовис, лемуры. Но ни один из этих маленьких гениев зла не достигает истинного статуса дьявола, который никак не стыкуется с древнеримским прагматизмом. Впрочем, это говорит еще и о том, что централизованная авторитарная политическая власть не является условием, достаточным для появления понятия абсолютного зла. Классическая языческая религия не знает дьявола, он не был известен как в узких рамках небольшого греческого полиса, так и на бескрайних территориях тоталитарной Римской империи правления Императора Траяна.

III — Сатана и древнееврейский дракон

Эту же неспособность и нежелание создать существо — олицетворение абсолютного зла, истока зла в мире: на физическом, психическом, моральном уровнях, — мы находим и у древних евреев. Библейский народ не знал дьявола, тот полностью отсутствует в Ветхом Завете. Этот факт заслуживает особого внимания, поскольку слишком часто позднейшие новации в христианстве утверждаются таким образом, словно они всегда присутствовали или о них упоминалось в Писании.

Бог Яхве в Ветхом Завете тщетно пытается быть необыкновенным. Он очень похож на своих ближневосточных предшественников: двойственен, далек от того, чтобы воплощать абсолютное добро: порой он поворачивается к нам весьма сомнительными сторонами, ведет себя не лучшим образом, например, требуя уничтожения врагов своего народа и в то же время обрекая последний на страшные испытания. Без каких бы то ни было явных причин, он вступает в борьбу с Иаковом и даже пытается умертвить Моисея (Исход, 4, 24–26). Первые рассуждения на моральную тему в эпоху пророков (с VIII века до н. э.), еще связанные с мифологией соседних народов, закончились попыткой отделить Зло от Яхве и приписать его другим персонажам.

В качестве таковых были выбраны его нематериальные служители, которым Бог препоручал не самые благодарные дела, например, Азазель, от которого он даже требует (в книге Левит), чтобы были принесены жертвы. Эти ангелы-вестники, обремененные низменными заботами, прекрасно вписываются в верное окружение Бога и порою проявляют весьма серьезное усердие. Типичный пример содержится во Второй книге Царств (24, 1516): «И послал Господь язву на Израильтян от утра до назначенного времени: и умерло из народа, от Дана до Вирсавии, семьдесят тысяч человек. И простер Ангел руку свою на Иерусалим, чтобы опустошить его; но Господь пожалел о бедствии, и сказал Ангелу, поражавшему народ: довольно, теперь опусти руку твою».