Дядя Ник и варьете - [56]

Когда мы все были готовы, Р. Дж. Перкс произнес, несколько заикаясь:

— Э-э… леди и… э-э… джентльмены… э-э… От имени… э-э… Смедли и Джонса… э-э… рад приветствовать вас… э-э… интересный эксперимент… слово имеет… э-э… мистер Карбетт… э-э… из театра «Эмпайр».

Карбетт сказал, что Берманли хорошо известен своим спортивным духом, что Гэнга Дан, сейчас выступающий в «Эмпайре» с одним из величайших иллюзионных номеров мирового варьете, любезно согласился продемонстрировать здесь, в Берманли, самое поразительное доказательство своей магической силы и что сейчас перед собравшимися выступят два популярных комика Дженнингс и Джонсон, также участвующие в грандиозной программе этой недели в «Эмпайре».

— Ребята, — начал Билл Дженнингс, — я немало времени провел на эстраде — не здесь, а по ту сторону океана. И я видел великих волшебников и угадывателей мыслей. Но то, что обещает сделать Гэнга Дан, превосходит все. Конечно, он этого еще не сделал, и не исключено, что это ему не под силу, — как по-твоему, Хэнк?

— Я думаю, Билл, и вы, друзья, — я думаю, что Гэнга Дан уже выполнил то, что обещал. В этом ящике — подними его повыше, сынок, чтобы людям было видно, — я говорю, в этом ящике уже находятся один или два листка бумаги, на которых Гэнга Дан написал — хотите верьте, хотите нет — заголовки послезавтрашнего номера «Ивнинг мейл». Верно, Томми? Слово имеет мистер Томми Бимиш, ребята.

Дядя Ник не хотел, чтобы Томми вылезал с речью: он понимал, что, если Томми начнет шутить, он рассмешит всех собравшихся, и никто по-настоящему не обратит внимания на меня и на ящик. Но Томми настаивал, и вот он уже говорил, взобравшись на стул:

— Ну-с, девочки, мальчики и налогоплательщики, я думаю, что мы уже в выигрыше. В четверг на втором представлении в «Эмпайре» кто-нибудь откроет ящик и прочтет заголовки, и если окажется, что они в точности совпадают с действительностью — значит, этот номер — номер века. А если все будет неправильно, тогда мы здорово посмеемся над бедным старым Гэнгой Даном — хотя, должен вам сказать, он не бедный и не старый, и я его боюсь до полусмерти. Он такой зло-ве-щий — честное слово, — зло-ве-щий и все-ля-ю-щий страх. Вчера он мне сказал, — по понедельникам он говорит по-английски, — что дело тут не в зеркалах и не в электричестве; тогда как же, черт побери, он это делает? Ведь вспомните, он не увидит этого ящика, пока его не вскроют в четверг на сцене «Эмпайра». А теперь моя блистательная коллега леди Макбет — ах, прошу прощения, мисс Джули Блейн — расскажет вам об этом ящике.

Надо сказать, что Джули, темноволосая, бледная, в черных мехах, и в самом деле выглядела так, словно она только что сыграла или собиралась сыграть леди Макбет. Она предупредила, что произнести речь экспромтом не сумеет, и мы с дядей Ником кое-что сочинили для нее, и она заучила текст наизусть. И теперь своим звучным голосом с красивыми модуляциями она произнесла самую эффектную речь дня. Но должен добавить, что утром дядя Ник с обычной своей дотошностью заставил нас долго репетировать, добиваясь совпадения ее слов и моих действий: пока она говорила, я запирал, завязывал и запечатывал ящик.

— Леди и джентльмены, я надеюсь, вам всем хорошо виден мистер Хернкасл, правая рука Гэнги Дана. Сейчас он запрет ящик. Готово! Теперь с помощью мистера Перкса, представителя господ Смедли и Джонса, он надежно перевяжет его. После этого узлы зальют сургучом и оттиснут на нем печатку с перстня мистера Перкса. Пока они будут это делать — я надеюсь, всем хорошо видно, — я объясню вам, что произойдет с ящиком. С этой минуты и до того момента, когда в четверг вечером его вскроют на сцене «Эмпайра», ящик останется в магазине, где будет выставлен для всеобщего обозрения в витрине, справа от главного входа, как сказал мне мистер Перкс. Не сомневаюсь, что вы полностью доверяете мистеру Перксу и господам Смедли и Джонсу — я, со своей стороны, им доверяю, — и поэтому, если в четверг вечером они скажут, что ящик не покидал магазина и никто не пытался вскрыть его, мы им поверим. А на мистера Перкса будет возложена доставка ящика отсюда прямо на сцену «Эмпайра». Гэнга Дан поклялся, что не взглянет на него даже через окно. Итак, леди и джентльмены, вот этот ящик, крепко перевязанный и опечатанный. — Раздались аплодисменты. — Теперь мистер Перкс отнесет его вниз и поместит в витрине. Это все, леди и джентльмены. Разумеется, до послезавтрашнего вечера. Благодарю вас!

Все снова зааплодировали, и когда Перкс, держа ящик высоко над головой, торопливо вышел, публика начала расходиться.

— Ты была очень хороша, Джули, — сказал я.

— Спасибо, Дик. — Она понизила голос. — Но ты скажи мне, как же он собирается это сделать.

— Я бы сказал, если б знал. Но я не знаю. Знаю только, что он раньше этот фокус уже делал и не слишком высокого о нем мнения. Может быть, потому, что не сам его изобрел. Дядя Ник предпочитает фокусы собственного изобретения.

— Зная твоего славного, доброго дядюшку Ника, держу пари, что это именно так. О, Томми зовет нас. Да, Томми, дорогой?

— Я не тебя зову, дорогая. Это для гэнгадановцев. — Он повернулся ко мне. — Касательно олдермена Фишфейса. План завтрашней операции давно готов. Вечером приходи в мою уборную, я объясню, кто что должен делать. Скажешь Нику и этой дурочке Сис. Ладно? Только не в перерыве, чтоб не было спешки, а после конца представления.