Дядя Джо. Роман с Бродским - [71]
Юля Беломлинская[86] назвала нас занудами со «справками о гениальности» от Бродского. Похоже на правду. Я с тех пор тоже выдаю подобные справки. Гандельсман, кажется, скромничает.
Никто никому помочь не может, как тут помочь? Ты можешь хорошо писать, но ведь нужно потратить кучу сил, чтобы донести это до людей. Что лучше? Опереться на репутацию чужого человека по жизни — невозможно. Культ Дяди Джо в те времена достиг апогея. Малиновый пиджак, депутатский значок, чеченский кинжал за «дружбу народов», мерс, Алена Апина на плече и справка от нобелевского лауреата Иосифа Бродского о выдающихся способностях в изящной словесности. Поэзию я временно оставил и сочинял преимущественно матерные частушки. Как будто есть высокие и низкие жанры. Но если ты доводишь низкий жанр до натурального совершенства, он становится интереснее аристократического изыска.
Я спал с диктофоном и, хохоча, наговаривал эти бессмертные строки. Делился творчеством с русской публикой Манхэттена и находил радостный отклик. Жены бизнесменов пели мои куплеты в русских кабаках, профессора славистских кафедр искренне смеялись. Я привык, что имею успех с похабщиной. Верлен, говорят, тоже раздваивался: писал под разными псевдонимами то утонченно, то брутально. Нюсе Мильман, познакомившей меня с безразличным Львом Лосевым и пугливой тогда еще Ириной Прохоровой, мои песни нравились. Нюся хохотала.
И тут я нарвался на Татьяну Толстую. Позвонить ей мне советовал Генис. Думал, что мы найдем общий язык и подружимся.
У меня были в тот день фляжка «смирновки» и гандельсмановское угрюмое настроение. Я решил пригласить Татьяну Никитичну на фестиваль американской поэзии. Кругозор. Новые люди. Случаются — влиятельные. Почему бы и нет?
Толстая сказала, что поэзия ее не интересует, тем более американская, и взялась с ходу обсуждать наших общих знакомых. Все они оказались недоделанные, неумные, необразованные. Благородно коснувшись нескольких имен лишь намеками, она перешла на Михаила Эпштейна.
— Он, кроме литературы, ничего не знает. В какой кабак пойти, какой лимузин вызвать.
— У меня с этим попроще, — сказал я. — Я растворен в стихии народного быта.
— Ну или этот ваш Бродский. Кафедра — квартира. Кафедра — квартира. Ну женщины иногда. Или, там, стихи.
— Ну такая профессия.
— А где же жизнь?
— Так она сама во все дыры лезет, — сказал я.
У Татьяны Никитичны жизнь во все дыры не лезла. Америка к тому времени ей надоела. Раньше она говаривала, что американская цивилизация сугубо рациональная, а наша — чувственная. Теперь ни то ни другое ее не устраивало. Я тоже потерял прежний энтузиазм, но жить мне нравилось. Я решил развеселить писательницу и спел ей несколько матерных куплетов. Поначалу она оживилась, но тема извращений ее насторожила.
Мою поэзию Толстая слушала молча. Прикидывала, насколько мое творчество соответствует образцам западной демократии.
— У меня есть другое, Татьяна Никитична. Вылитый капитан Лебядкин. Почитать?
— Нет, пойте это, — голос ее становился все тяжелей и зловещей.
— Очень интересный материал, — сказала Толстая. — На английский уже переведен?
— Я не тороплюсь со славой.
В следующий раз мы повстречались у Саши Гениса на первомайском маскараде. Толстая — в костюме гориллы, я — в облике Ясира Арафата. Я напялил маску с большим пластмассовым носом и усами, повязал на голову черно-белую куфию. Художник по имени Василий нарядился в форму афганского талиба. В компании присутствовал музыкант Шевчук, но он в маскарадном костюме не нуждался. Хозяева опасались, что русские радикалы могут надраться на балконе. Не ошиблись. Вскоре мы запели. Каждый о своем.
Толстая выглядела обиженной. Спросила у меня, почему я скрываю лицо под маской. Я сказал, что боюсь обезьян. С тех пор мы никогда не общались. Лишь здоровались при случайных встречах. Моя поэзия как-то на нее повлияла. Любое изменение — к лучшему. Если, конечно, писательница не приняла мои куплеты на свой счет.
Часть седьмая. Чаша
Обвал
Обвал начался незаметно — даже с погодой никак не был связан. Чисто формально все выглядело хорошо. Я продолжал службу в Стивенсе. Ходил в русские рестораны и американские библиотеки. И там и сям декламировал стихи и переводы.
Продолжал общаться с Битовым, который читал курс лекций в Вашингтонском университете. Прогуливался с ним и Наташей Михайловной[87] по Бродвею и начинал тосковать по родине.
Уральские стихи для Крюгера удалось заполучить легко. Я позвонил Майе, ее не оказалось дома. Набрал Юру Казарина[88], и он сообщил мне, что юное дарование зовут Борис Рыжий. Пишет отлично, дерзко, много пьет и плохо кончит. Я пожалел, что не успел познакомиться с ним в Екатеринбурге.
Раньше мы воскуряли благовония в священных рощах, мирно пасли бизонов, прыгали через костры и коллективно купались голыми в зеркальных водоемах, а потом пришли цивилизаторы, крестоносцы… белые… Знакомая песенка, да? Я далек от идеализации язычества и гневного демонизма, плохо отношусь к жертвоприношениям, сниманию скальпов и отрубанию голов, но столь напористое продвижение рациональной цивилизации, которая может похвастаться чем угодно, но не глубиной мышления и бескорыстностью веры, постоянно ставит вопрос: «С кем вы, художники слова?».
Смешные, грустные, лиричные рассказы Вадима Месяца, продолжающие традиции Сергея Довлатова, – о бесконечном празднике жизни, который начался в семидесятые в Сибири, продолжился в перестроечной Москве и перешел в приключения на Диком Западе, о счастье, которое всегда с тобой, об одиночестве, которое можно скрыть, улыбнувшись.
Автор «Ветра с конфетной фабрики» и «Часа приземления птиц» представляет свой новый роман, посвященный нынешним русским на Американском континенте. Любовная история бывшей фотомодели и стареющего модного фотографа вовлекает в себя судьбы «бандитского» поколения эмиграции, растворяется в нем на просторах Дикого Запада и почти библейских воспоминаниях о Сибири начала века. Зыбкие сны о России и подростковая любовь к Америке стали для этих людей привычкой: собственные капризы им интересней. Влюбленные не воспринимают жизнь всерьез лишь потому, что жизнь все еще воспринимает всерьез их самих.
«Искушение архангела Гройса» вначале кажется забавной историей бизнесмена, который бежал из России в Белоруссию и неожиданно попал в советское прошлое. Но мирные окрестности Мяделя становятся все удивительнее, а события, происходящие с героем, все страннее и загадочнее… Роман Вадима Месяца, философский и приключенческий, сатирический и лирический, – это прощание с прошлым и встреча будущего.
21 мая 1980 года исполняется 100 лет со дня рождения замечательного румынского поэта, прозаика, публициста Тудора Аргези. По решению ЮНЕСКО эта дата будет широко отмечена. Писатель Феодосий Видрашку знакомит читателя с жизнью и творчеством славного сына Румынии.
В этой книге рассказывается о жизни и деятельности виднейшего борца за свободную демократическую Румынию доктора Петру Грозы. Крупный помещик, владелец огромного состояния, широко образованный человек, доктор Петру Гроза в зрелом возрасте порывает с реакционным режимом буржуазной Румынии, отказывается от своего богатства и возглавляет крупнейшую крестьянскую организацию «Фронт земледельцев». В тесном союзе с коммунистами он боролся против фашистского режима в Румынии, возглавил первое в истории страны демократическое правительство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лина Кавальери (1874-1944) – божественная итальянка, каноническая красавица и блистательная оперная певица, знаменитая звезда Прекрасной эпохи, ее называли «самой красивой женщиной в мире». Книга состоит из двух частей. Первая часть – это мемуары оперной дивы, где она попыталась рассказать «правду о себе». Во второй части собраны старинные рецепты натуральных средств по уходу за внешностью, которые она использовала в своем парижском салоне красоты, и ее простые, безопасные и эффективные рекомендации по сохранению молодости и привлекательности. На русском языке издается впервые. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В этой книге рассказано о некоторых первых агентах «Искры», их жизни и деятельности до той поры, пока газетой руководил В. И. Ленин. После выхода № 52 «Искра» перестала быть ленинской, ею завладели меньшевики. Твердые искровцы-ленинцы сложили с себя полномочия агентов. Им стало не по пути с оппортунистической газетой. Они остались верными до конца идеям ленинской «Искры».