Дьяболик - [57]

– Император желает, чтобы его мантикора получала свежее мясо при любой оказии…

– КОГО ОНА ЖРЕТ?

– Императорского дьяболика, полагаю.

Поймав мой взгляд, он поспешно добавил:

– Она была уже дохлой.

– Убирайся с глаз моих.

– Но…

– Убирайся, пока я сама тебя не сожрала! – завизжала я, и смотрителя как ветром сдуло.

Прижавшись к силовому полю, я в ужасе наблюдала за тварью. Заметив мой взгляд, мантикора, в свою очередь, злобно уставилась на меня. Очень хотелось прорваться сквозь барьер и разорвать в клочки мерзкую тварь, но я прекрасно понимала, что мантикора прикончит меня одним махом. В глазах потемнело от бешенства. Я вспомнила Злючку, последние мгновенья ее жизни, то, как прекрасно она сражалась, и тот великолепный рывок, который она совершила, уже смертельно раненная Тайрусом. Злючку, которая ценила сострадание. Вышедшую из таких же корралей, как и я сама.

Она умерла ради Рандевальда фон Домитриана. До последнего вздоха, до последней капли крови она защищала его от врагов, а в благодарность он скормил ее тело мантикоре.

Свежее мясо.

Мне хотелось кричать. Из горла вырвался оглушительный вопль ненависти к моей судьбе, предопределившей, что я – никто, что мои чувства ничего не значат, что я – только довесок к настоящим людям. Нет, я была чем-то бо́льшим. Как и Злючка. Мы обе были чем-то бо́льшим.

Всю жизнь я безоговорочно принимала на веру утверждение, что дьяболик – не человек, но боль, испытанная в этот момент, заставила меня усомниться. Как может неполноценное существо испытывать такую глубокую боль, которую испытала я, когда Сидония… когда она… Сидония…

Я рухнула на пол. Сухие, отрывистые звуки сорвались с моих губ. Они были так похожи на рыдания… Вот только тот, кто заказал машинам создание первого дьяболика, определил, что у нас не должно быть слезных протоков. Он хотел, чтобы мы как можно менее походили на людей. Он не отнял у нас способность чувствовать боль, лишь способность ее излить.

Силовое поле покалывало мои пальцы. Мне казалось, что я вот-вот прорвусь сквозь него и убью бестию, пожирающую останки Злючки. В этот момент я поклялась: со мной такого не случится. Я не исчезну без следа так, словно меня никогда и не было. Я не соглашусь, что значу меньше, чем остальные люди, только потому, что они сделали меня такой.

Я ведь чувствовала, я гневалась, я испытывала боль, и этого им у меня не отнять. Сидония умерла, я никогда с этим не свыкнусь, но это еще не конец, нет. Я воспряну и буду жить как Немезида Дьяболик. Возьму свою судьбу в собственные руки, что бы кто ни говорил. Стану дьяболиком, который строит новое будущее. Не только для себя, но и для всех настоящих людей. И, таким образом, отомщу всем разом: наполню свою жизнь новым смыслом.

Когда я вернулась на «Александрию», Тайрус ждал меня в библиотеке. Под его ногами голубело бездонное небо, его фигура, освещенная солнечными лучами, отбрасывала тень на потолок. С его тенью переплелась моя, более длинная и тонкая. Они тянулись друг к другу, пока не слились в единое расплывчатое пятно, словно символ нашей власти над всей вселенной.

– Ты передумала? – спросил он, беря меня за руки.

Я не преклонила колен и не поднесла его пальцы к своим щекам. В нарушение всех правил, посмотрела ему прямо в глаза.

– Я не буду твоим дьяболиком. Я буду твоей императрицей.

Глава 24

Мое первое заседание в сенате состоялось утром в день праздника. В отличие от Сидонии, меня не натаскивали всю жизнь для подобного, и единственный человек, с которым я могла посоветоваться, был Тайрус. Я послала ему приват-конверт с вопросом, чего от меня там ждут. Его ответ был кратким:

«– Садись, где пожелаешь, во втором переднем кольце;

– Поприсутствуй там не более получаса, но не менее пятнадцати минут;

– Высказываться необязательно;

– Постарайся угадать, чего хочет от тебя мой дядюшка, и голосуй так, как ему понравится. Это жизненно необходимо на данной стадии;

– Ничего не бойся».

Я комкала приват-конверт до тех пор, пока он не рассыпался в пыль, слегка разозленная последним пунктом.

Малый форум не произвел сильного впечатления. Лишь несколько сенаторов присутствовали лично, большинство же приказали помощникам следить за ходом заседаний через галактические форумы, а когда требовалось произнести речь – появлялись посредством своих аватаров. Но те из нас, кто оказался заложником в Хризантеме, такой роскоши не имели.

Так что я сидела в полном молчании, поскольку темы, обсуждавшиеся на Малом форуме, меня не интересовали: сельское хозяйство, цены на различные товары, контракты на галактические перевозки…

Наконец, перешли к настоящей проблеме: обсуждению резолюции, предписывающей начинать военные действия против любой колонии излишних, посмевших вводить научное образование без разрешения императора. Резолюция была направлена против таких планет, как родина Нивени Люмина, и против людей, подобных ее матери.

Я совершенно точно знала, как мне надо голосовать, чтобы угодить императору, поэтому проголосовала «за». Точно так же поступили все остальные сенаторы. Со стороны это выглядело так, будто все мы в одночасье сделались ревностными гелиониками. Никому из новых сенаторов не улыбалось рисковать и разделить судьбу своих предшественников. Ведь голосование отнюдь не было тайным.