Двум смертям не бывать - [11]

Самые большие проблемы возникали с тканью. Купить в магазине несколько тысяч метров ткани частному покупателю было почти невозможно: бдительные продавщицы непременно звякнули бы куда надо. Пришлось иметь дело напрямую с базой, давать взятки ответственным людям, мухлевать. И сразу же начались проблемы с законом. Костя Морозов представлялся на базе работником ателье «Морозко» и под этим соусом договаривался насчет поставки крупных партий ткани за наличный расчет. Естественно, люди на базе брали в особо крупных размерах… Один из таких завбазой пошел под статью о взятках и потянул за собой всех своих «клиентов», в том числе и Костю…

Попутно следствие вытащило на свет Божий использование поддельных документов государственной организации, и организацию подпольного производства, и спекуляцию… Косте грозил крупный срок и крупные неприятности, но…

На дворе стоял уже либеральный 1986 год. В стране поднимала голову гидра кооперативного движения. Кто был против системы, тот и был прав… На суде Костя оперировал лозунгами: «Я хотел одеть народ… Долой эпоху товарного дефицита!» И хотя судья, сушеная престарелая грымза, парировала: «Бороться с товарным дефицитом нужно на советском производстве», Косте дали всего три года, да и то условно.

Три года Морозов жил тише воды ниже травы. За это время он даже успел закончить швейное ПТУ. Его лучшая швея из некогда дружного коллектива подпольных портних, Наташа, уехала учиться в другой город. Их пути на время разошлись…

После окончания ПТУ Костю направили закройщиком в одно из ателье города. Шить однообразные синие жакеты работницам исполкомов или платья со страниц журнала «Работница» для особо продвинутых модниц было откровенно скучно. Фантазия Морозова бурлила и клокотала, а нереализованное чувство «пространства и цвета» жаждало выхода. Он начал придумывать своим клиенткам такие сногсшибательные платья, в которых те даже не рисковали выйти за пределы примерочной ателье.

Если девушка просила выпускное платье до пола «и чтобы рюшей было побольше», он предлагал ей скромный вариант, напоминавший изящные девственные платьица Жаклин Кеннеди-Онассис от Коко Шанель. Если работница исполкома заказывала обыкновенную прямую юбку со шлицей сзади, он предлагал ей расклешенную юбку, которая бы компенсировала плоские ягодицы клиентки. Школьная учительница просила скромненькое платьице с белым воротничком, которому бы позавидовала и настоятельница траппистского монастыря, но вместо этого Костя предлагал ей сумасшедший вырез, который подчеркнул бы ее соблазнительную грудь.

Шокированные его неординарными моделями женщины строчили на него жалобы. Начальство корило его за пристрастие к буржуазному стилю одежды, коллеги по работе не жаловали — чувствовали птицу не местного полета. Но было у Морозова несколько таких же сумасшедших клиенток, как и он сам — начинающая рок-певица из подпольного ансамбля, безумная старушка «из благородных», любившая шикануть, известная городская кокотка, использовавшая для соблазнения высокопоставленных клиентов из парткома не ведомый тогда никому стиль «секс-эпил».

Повеяло свежим ветром перемен, и простым советским гражданам был разрешен выезд за границу. Костя Морозов неожиданно для себя оказался за рубежом, причем не где-нибудь, а в Мекке моды, в Париже. Он попал туда почти случайно — поехал на гастроли с ансамблем песни и пляски «Калинка» в качестве костюмера. В первый же день после приезда он вышел на улицу из гостиницы и так влюбился в пеструю парижскую толпу, в сияние магазинов, в сумасшедший ритм этого города с неистовой энергетикой, что в гостиницу больше не вернулся. На партсобрании коллектива Морозова заклеймили как предателя. Куратору от КГБ, участвовавшему в поездке, объявили строгий выговор с занесением. Директор ателье, со скрипом отпустившая его в зарубежный вояж, пожала плечами: «Я так и знала!»

А странный русский с соломенными волосами, ни слова не знавший по-французски, отправился по салонам самых известных парижских домов моды. В его кармане лежало около двухсот франков и бумажка, на которой русскими буквами была записана фраза: «Нет ли у вас работы для меня?» Ночевал он в Булонском лесу на скамейке, где несколько раз за ночь его беспокоили предупредительные французские полицейские. А еще он подбирал возле мусорных баков оберточную бумагу и рисовал на ней необыкновенные модели. Модели, которых еще не видел свет.

Деньги постепенно подходили к концу, и Костя Морозов уже с ужасом подумывал, что пора выбирать: возвращаться с повинной на родину или становиться вонючим клошаром, ночующим летом под мостом через Сену, а зимой — в метро. Но внезапно ему повезло. На традиционный вопрос «Нет ли у вас работы для меня?», заданный возле ателье на улице Грюнель, чернокожая особа со шваброй в руках и в желтых резиновых перчатках небрежно бросила ему в ответ:

— Да, есть… Нам нужен еще один уборщик. Иди, поговори с управляющим.

Так Костя стал уборщиком в салоне, принадлежащим известнейшему французскому дому «от кутюр». Здесь он и провел следующих три года, пройдя путь от уборщика до главного мастера. Сначала он только подметал пол, собирал обрезки ниток и тканей, пытался выучить язык. В то же время он внимательно присматривался к работе портных салона, подмечая те мелочи, те характерные штришки, которые и отличают работу обыкновенного портного от мастера высшего класса, ширпотреб от произведения искусства.