Двуликие. Клетка для наследника - [2]
— Дву-ли-кая. Я не знаю, что это значит. А ты знаешь?
— Нет.
Ребёнок поджал губы.
— Мне кажется, это несправедливо. Убивать за то, чего ты не знаешь.
Аля приподнялась и села на лавочку рядом с девочкой, взяла её за ладошку, лежавшую поверх разбитых коленок, и спросила:
— Хочешь уехать со мной?
Она не видела, как Риланд поднял возмущённые глаза к небу.
Девочка, хмурясь, рассматривала лицо женщины. Она никогда не видела таких красивых лиц даже среди эльфов. Особенно ей понравились глаза — насыщенно-голубые, а возле зрачка — ярко-жёлтые искорки, которые кружились, словно снежинки во время снегопада, и вспыхивали, будто звёзды на небе.
— Хочу.
Женщина улыбнулась и чуть сжала пальцы девочки.
— Очень хорошо, Триш. Очень хорошо.
— Триш? — переспросил ребёнок удивлённо.
— Да. Триш Лаира — дословно «два лица» по-эльфийски. Двуликая. Тебе нравится?
И тогда она впервые улыбнулась.
Триш Лаира.
Ей нравилось.
После этого сна у меня всегда болела голова. Наверное, потому что он был удивительно ярким. Я как наяву видела всё это — выжженную деревню, несчастную девочку на скамейке, прекрасное лицо женщины по имени Аля. Странное имя для такой красивой женщины.
Сон раз за разом заканчивался одним и тем же — радостной улыбкой Триш. И всё. И я просыпалась с ужасной головной болью.
Всякая ерунда снится мне с самого детства. К сожалению, это началось уже после того, как умерла мама, поэтому я лишена возможности спросить кого бы то ни было о том, что значат мои сны. Мама всегда говорила, что не нужно болтать лишнего, особенно если ты не уверен в результате. Лучше промолчать и самой изучить вопрос.
Вот я и изучала — рылась в книгах. Лет в шестнадцать наткнулась всё-таки на описание своего случая.
«Сновидец — человек с редким даром, проявляющимся в детях, рожденных человеческими девушками от эльфов. Подобные люди видят сны о прошлом — только о прошлом — в непонятном порядке. Сны эти могут быть связаны с кем-то, кого они не знают, либо наоборот, с хорошо знакомыми. Заглушить дар невозможно».
Вот так. Абсолютно бесполезная ерунда оказалась, да ещё и голова от неё болит.
Чего я только не пересмотрела за последние десять лет жизни! Мне снились и убийства, и драки, и жаркая любовь под одеялом или без него, и многое другое. Не каждый день, слава Дариде, иногда я имела возможность проспать всю ночь, не наблюдая чужие жизни.
Но не сегодня.
Как же некстати! Ненавижу этот сон, ненавижу Риланда и девчонку Триш. Алю ненавидеть не могу — не получается.
Приснились бы они мне хотя бы завтра, когда вступительные экзамены будут позади. А впереди… учёба в Лианорской академии магии. Если меня примут.
— Чего ты дрейфишь, Шайна! — Матушка Роза бухнула перед моим носом тарелку, полную клейкой каши, и поставила стакан с горячим чаем. — Ты ж магичка-то знатная. Разве ж могут тебя не принять?
Да кто их знает. Обучалась я на дому, сертификата о получении начального магического образования у меня нет. Я, конечно, справлялась об этом ещё при подаче заявки на поступление… в приёмной ЛАМ сказали, что ничего не нужно. Главное — сдать экзамен, а он одинаковый для всех. Сняли с меня слепок ауры, выдали временный пропуск и памятный листок с датой экзамена.
С сегодняшней датой. И временем. Экзамен был назначен на полдень.
Сейчас десять утра, надо бы поесть, а как?
— Ты жрать будешь? — дружелюбно поинтересовалась у меня Клоди, присаживаясь рядом. Дружелюбно — потому что обычно она сопровождает вопрос подзатыльником, но в этот раз обошлась без него. Пожалела, наверное. Всё-таки экзамен. Страшное дело.
— Не знаю, — вздохнула я. — Ничего в горло не лезет.
— Надо, — грозно взглянула на меня Клоди. А потом посмотрела в собственную тарелку — и поморщилась. Да уж, овсяная каша у матушки Розы никогда не получалась. Всё остальное получалось, а вот овсянка — нет. — Впрочем, может, и не надо…
— Разговорчики! — цыкнула на Клоди матушка, и та моментально пригнулась, взяла ложку и стала есть.
Остальные женщины и девушки тоже принялись за еду. Впрочем, я их понимала — у них была тяжёлая ночь, в отличие от меня. Сейчас позавтракают и спать завалятся. В борделях так всегда. Ночью шумно, работа кипит, а потом с самого утра часов до четырёх — тишь да гладь. С шести утра до полудня матушка Роза вообще клиентов не пускает — это их законное время отдыха.
Всего женщин здесь сейчас около десяти, включая меня и матушку Розу — хозяйку борделя. Она, правда, называет это место «домом свободных женщин», но суть от смены названия не меняется.
— Так, — вдруг воскликнула Кэрри, поднимая рыжую голову от тарелки и подмигивая мне, — девоньки, а давайте-ка выпьем за Шайну! Чтобы она экзамен сдала и поступила. Столько же лет мечтает!
— Да, — произнёс кто-то, а матушка Роза возмутилась:
— Куда вам пить, после смены-то…
— А мы чаю! — возразила Кэрри, приподняла свой стакан и помахала им в воздухе. — Ну же, девоньки!..
Ей вторил хор голосов:
— За Шайну!
— Чтобы сдала!
— Поступила!
— Мечты чтоб сбылись!
— За тебя, детка, — последней подняла кружку матушка Роза, смахивая с ресниц набежавшие слёзы.
Я улыбнулась и кивнула.
Желудок давно скрутило узлом и выжало, как половую тряпку. Я так и не смогла поесть, только выпила чаю, чтобы язык к нёбу не прилипал.
