Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [76]
И все же Селим медлил и не принимал решения. Действия французов противоречили их сладким речам. Расположившись после Пресбургского мира в Далмации, они мимоходом заняли Дубровник (Рагузскую республику, входившую в состав Османской империи) и положили конец более чем тысячелетнему существованию этого славянского государства. Надо было усмирять сербское восстание. Паши по Дунаю своевольничали и явно проявляли сепаратистские тенденции. Французские посулы на бумаге не могли заменить батальонов на поле боя. А.Я. Италийский докладывал: «Порта внутренне худо расположена к нам, но, не чувствуя себя в силах явно обнаружить образ своих мыслей, вероятно, ожидает времени, когда Бонапарт соберет значительные силы в Далмации, и тогда соединится с Францией». Вывод вытекал сам собой: ждать опасно. Лазутчики представляли занятие Дунайских княжеств чем-то вроде увеселительной прогулки: гарнизоны в Хотине, Бендерах и Измаиле слабы, а склады в этих крепостях ломятся от запасов продовольствия и фуража. Местное население русским сочувствует. Со всех сторон раздавались предупреждения: промедление если не смерти подобно, то уж точно – потере позиций на Балканах. Последним аргументом, побудившим самодержавие отбросить сомнения, явилось донесение генерала H. H. Михельсона, назначенного командующим Дунайской армией: «Замыслы французов на Молдавию и Валахию явственны, их предприимчивость и быстрота известны. Ежели мы не упредим их до берегов Дуная, то ручаться нельзя, чтобы они нас не упредили, и тогда будет трудно бороться»[341].
Александр медлил до середины октября 1806 года. В рескрипте на имя Михельсона царь подчеркивал, что не имеет никаких намерений «относительно завоевания принадлежащих Турции владений»[342], и собирается лишь восстановить с ней союз. Генерал располагал ограниченными силами, которые в последний момент были ослаблены переброской значительной их части на север, против Наполеона. Границу перешли всего 33 тысячи человек.
Порта не устрашилась вызова и 18 (30) декабря 1806 года объявила России войну. Показательно, что в числе российских грехов упоминался захват «мусульманских земель Крыма и Гюрджистана» (Грузии), что выдавало реваншистские устремления Дивана. Соответствующего царского манифеста не последовало – возможно, Александр надеялся быстро погасить конфликт. Война с российской стороны осталась необъявленной.
Вооруженные силы Порты на бумаге выглядели солидно: 260-тысячная армия, флот в 12 линейных кораблей и 6 фрегатов. Но многие паши тянули в свою сторону, 25-тысячный корпус сражался против сербов, большие силы охраняли Стамбул от возможного британского десанта. Армия Михельсона почти без сопротивления заняла крепости Хотин, Бендеры и Килия, но под Измаилом русские застряли, не решаясь на штурм.
19 февраля 1807 года эскадра английского адмирала Д. Дакуорта (6 линейных кораблей, 3 фрегата) вошла в Дарданеллы, проникла в Мраморное море, расстреляла стоявшие там турецкие корабли. Назвать эту операцию сражением не поворачивается язык: по случаю праздника Курбан-байрам почти все турецкие офицеры и матросы пребывали на берегу. В Константинополе воцарилась паника. Посол Ч. Арбетнот, прибывший на флагманском судне «Роял Джордж», предъявил туркам ультиматум с условиями, которые можно навязать разве что разгромленной стране: выслать Себастиани (что означало – порвать с Францией), возобновить союз с Англией и Россией, согласиться на пребывание российских войск в Дунайских княжествах и британского флота в Проливах.
Придя в себя, османские сановники решили, что сие означает конец империи: русские хозяйничают на ее окраинах, британцы – под стенами столицы. Душой сопротивления стал неутомимый Себастиани. По берегам воздвигались насыпи, подвозилась артиллерия – 500 пушек, ПО мортир. А британская эскадра красовалась недвижно перед султанским дворцом: полнейший штиль лишил ее возможности передвижения.
Почувствовав недоброе, посол Арбетнот заболел и слег в постель, поручив переговоры адмиралу. Капитулировать османы отказались, но тут наконец подул ветер, и незадачливая эскадра убралась из Дарданелл с немалыми повреждениями для судов от огня прибрежных батарей[343].
Вместо военной прогулки Россия получила на Балканах тяжелый фронт. Поглощенная схваткой с Наполеоном, страна могла выделить сюда ограниченные силы, с которыми не то что поход на Стамбул затевать, но и штурм горной цепи предпринимать было немыслимо. В Петербурге были готовы удовлетвориться малым. Посланный для неофициальных контактов корсиканский эмигрант, в будущем известный русский дипломат К. О. Поццо ди Борго вез с собой довольно выгодные для турок условия: восстановить мир на основе старых трактатов, в отношении Дунайских княжеств – подтвердить хатт-и-шериф 1802 года, сербов – «не предавать в жертву»[344].
Поццо прибыл в самый что ни на есть неподходящий момент. Янычары свергли с престола и убили султана Селима, его преемник Мустафа IV пребывал в страхе перед этой буйной вольницей.
Война велась Россией в защиту прежних, уже обретенных позиций в регионе, и объективно – ради расширения прав христианских народов. Но это-то и не устраивало Порту, ибо, как откровенно изъяснялся Чарторыйский в меморандуме (начало 1806 года), «нужно иметь Турцию единственно в нашем распоряжении. Надлежало стараться усилить наше влияние на сие государство, удалив всех совместников так, чтобы Порта не следовала никакой другой воле, ни другой политике, кроме нашей»
