Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [69]

Меморандум Ростопчина не мог стать и не стал провозвестником нового курса во внешней политике России. Павловская дипломатия в известной степени восприняла высказанную еще Петром и Екатериной мысль об отсутствии у России антагонистических противоречий с Францией, «так как взаимно оба государства, Франция и Российская империя, находясь далеко друг от друга, никогда не смогут быть вынуждены вредить друг другу, то они могут, соединившись и постоянно поддерживая дружеские отношения, воспрепятствовать, чтобы другие своим стремлением к захвату и господству не могли повредить их интересам»[304]. Тезис сам по себе был превосходен и свидетельствовал о серьезных размышлениях об установлении прочного мира. Но он предполагал отказ и той, и другой стороны от далекоидущих территориальных притязаний, способных нарушить баланс сил на континенте. А ведь Наполеон занимался этим всю жизнь! Если же учесть «замечательную подвижность ума» Павла Петровича, то шансов на установление вообще какого-либо прочного и постоянного внешнеполитического курса не существовало никаких.

И все же завязавшаяся между монархом и консулом корреспонденция содержала немало примечательного. 18 (29) декабря 1799 года Павел в своем письме изложил некоторые важные постулаты: «Я не говорю и не хочу пререкаться ни о правах человека, ни о принципах различных правительств, установленных в каждой стране. Постараемся вернуть миру спокойствие и тишину, в которых он нуждается»[305]. Профессор А. З. Манфред счел эту фразу в устах самодержца «замечательной», поскольку республиканские принципы в ней признавались имеющими право на существование, и Павел высказывался против вмешательства во внутренние дела других государств. Он молчаливо смирился с произошедшими во Франции революционными переменами, Бонапарт допускался в сонм европейских властителей, но на определенных условиях, включавших отказ от дальнейших завоеваний. Царь и Ростопчин с позиций монархического легитимизма требовали возвращения Мальты ордену иоаннитов, «водворения Сардинского короля в его владениях», «неприкосновенности земель» Неаполитанского королевства, Баварии и Вюртемберга[306].

Все это было совершенно неприемлемо для Наполеона, и завязавшиеся переговоры забуксовали. От России в них участвовал вельможа старого закала С. А. Колычев, упрямый и высокомерный. На лесть он не поддавался, от предложенной роскошной резиденции отказался, предпочтя ей особняк посольства. Талейран именовал его, разумеется за глаза, нахалом и болваном. Но нить переговоров французы не рвали, Бонапарт не топал ногами и не бил посуды, как в иных случаях. Колычев разгадал и цели их, и тактику: «Весьма ясно желание правительства вовлечь Россию в убыточную войну не только с Англией, но и с самою Портою, дабы лишить ее сего союзника», а в дальнейшем «ослабить и унизить государство, которое одно только может удержать равновесие в Европе», то есть Россию. Единственно, что удалось добиться Колычеву, так это признания Ионической республики. Дальнейшие беседы становились бесперспективными: «Не взирая на чрезвычайные почести и словесные уверения, кажется, что в сближении Франции с Россиею – ни малейшей искренности»[307].

И тем не менее Павел попался в сети парижских обольстителей. Он получил письмо от первого консула с предложением совместной российско-французской экспедиции в Индию по маршруту Астрабад – Кандагар – река Инд. Современник назвал присланную бумагу «лукавым планом с целью пленить безудержную фантазию императора»[308]. И пленил! 12 (24) января 1801 года атаман Всевеликого войска Донского В. П. Орлов-Денисов получил рескрипт с указанием поднять полки и двинуть их к Оренбургу и далее «через Бухарию и Хиву на реку Индус и на заведения английские, на ней лежащие», которые надлежит «разорить и угнетенных владельцев освободить и ласкою привесть России в ту же зависимость, в коей они у англичан, и торг обратить к нам»[309]. По голой, насквозь продуваемой зимними ветрами степи двинулись казаки, много людей потеряли при переправе через разлившуюся Волгу, идя в неведомую Индию (хотя состояния войны с Великобританией не существовало). Зачем все это? Какие государственные соображения побуждали императора действовать на руку Бонапарту? Зачем было налагать запрет на выгодную торговлю с Англией и вызывать недовольство влиятельных кругов дворянства и купечества? Учинять поход в Индию, карту которой с трудом нашли и отправили вдогонку донцам?

Скорбный путь войска Донского прервала страшная ночь с 11 на 12 марта 1801 года. На рассвете бледный, с трясущимися губами великий князь Александр вышел к охранявшим Михайловский замок солдатам Семеновского полка и сказал: «Батюшка умер апоплексическим ударом. Все будет при мне, как при бабушке».

* * *

Новое царствование началось при самых добрых предзнаменованиях. Александр послал гонца в Оренбургские степи – возвращать на Дон казачье войско. Он амнистировал тысячи людей, которых гнев и раздраженье отца отправили в места отдаленные. Негласный комитет его друзей, молодых вельмож, воспитанных в духе идей Просвещения (В. П. Кочубей, А. Е. Чарторыйский, П. А. Строганов, H. H. Новосильцев), стал неким совещательным органом при государе с целью проведения в стране преобразований, включая и разработку продуманной внешнеполитической концепции на смену происходившим при Павле метаниям из стороны в сторону.