Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [165]
На совете в присутствии Александра II раздались голоса в пользу снятия осады до подхода из России войск гвардии. Д. А. Милютин и генерал В. Н. Левицкий настояли на продолжении операции. Великий князь Николай Николаевич направил телеграмму румынскому принцу Карлу с предложением прийти на помощь и присоединить свои войска к осадному корпусу. Тот откликнулся немедленно, утверждать независимость страны следовало с оружием в руках, да принц и сам был не чужд мечтаний о воинских лаврах, а тут его положение владетельного монарха позволило ему формально возглавить осадный корпус. Молодая румынская армия численностью в 32 тысячи человек с честью выдержала испытание огнем. Тяжелая, кровопролитная осада продолжалась до 28 ноября (10 декабря).
В Лондоне воспользовались осечкой под Плевной для нагнетания обстановки. 7 июля часть средиземноморской эскадры ее величества (7 броненосцев и фрегат) получила приказ передислоцироваться в Безикскую бухту у входа в Дарданеллы. 12 июля Дизраэли сообщил королеве, что русским готовится нота с требованием не занимать Стамбула. Термин «казус белли» в ней отсутствовал для использования его в дальнейшем. Премьер-министр согласился с мнением королевы Виктории о желательности занятия британским десантом турецкой столицы и о нанесении русским удара с востока, чтобы очистить Среднюю Азию «от московитов и загнать их в Каспий». Он пожаловался монархине: «управлять находящимся в состоянии разногласий и упирающимся кабинетом – задача трудная и не слишком приятная»[722]. 21 июля кабинет, по словам его главы, решил, в случае вступления русских в Стамбул без обязательства немедленно его покинуть, объявить России войну[723]. В дипломатической переписке это решение отсутствует. Под пером графа Э. Дерби формулировки Дизраэли смягчались. 28 июля Шувалову вручили меморандум без подписи. Англия вместе с другими державами, говорилось в нем, готова побудить Высокую Порту к миру на приемлемых для нее и почетных для России условиях[724]. Глава Форин-офис получил от королевы выговор за своеволие, премьер-министр выразил ему свое недовольство в резкой форме: «Через три месяца британские интересы будут втоптаны в грязь», Россия станет «потенциальным господином Константинополя, решит вопрос о проходе через Проливы, как ей и Германии будет угодно, и наплюет на нас»[725].
P. B. Ситон-Уотсон замечал по поводу скоропалительных планов руководителя кабинета: «Трудно представить себе что-либо более безрассудное»[726]. Но эти планы существовали, их поддерживала королева, кабинет располагал большинством в Палате общин. Э. Дерби напоминал своему шефу: да, казна в России не богата, разорить ее нетрудно, но у нее – обширная территория, устойчивые продовольственные ресурсы, многомиллионное население, обладающее скверной привычкой – грудью вставать на защиту Отечества в случае опасности. Самая неудобная война – та, что длится долго, обходится дорого и не сулит результатов. Таковая и предстоит. И наконец, ради чего сражаться? Возрождение Османской империи – дело безнадежное.
Тучи на международном горизонте все более сгущались. В сентябре Дизраэли в парламенте впервые назвал британский нейтралитет условным, а в беседе с Шуваловым высказал убеждение, что вторая кампания выведет Англию из состояния невмешательства[727]. Вместе с королевой он учинил, через голову Форин-офис, акцию, с понятием парламентского режима не вязавшуюся и сильно напоминавшую тайную дипломатию французского короля Людовика XV. В конце августа военный агент в России полковник Уэлсли, ссылаясь на Викторию и Дизраэли, сделал Александру II заявление угрожающего характера: Россия «не должна поддаваться ложным впечатлениям насчет слабости и нерешительности кабинета», который желает быстрейшего окончания войны на почетных (с британской точки зрения) для нее условиях, но если боевые действия продлятся и «последует вторая кампания, нейтралитет Англии не может быть сохранен, и она станет воюющей стороной»[728]. Демарш произвел впечатление, обратное желаемому его инициаторам, – осенью и зимой 1877–1878 гг. боевые действия велись с крайней энергией.
А у стен Плевны лилась кровь. 30–31 августа (11–12 сентября) – новый приступ, уже вместе с румынами. Резня произошла страшная, потери снова тысячные. Дивизия генерала М. Д. Скобелева пробилась к стенам города, румыны и русские овладели Гривицким редутом, но ввиду общей неудачи отошли. Ропот против наплыва в армию августейших особ, военными талантами не отличавшихся, дошел до Д. А. Милютина. Командир Рущукского отряда наследник-цесаревич Александр Александрович в письмах супруге Марии Федоровне («душке Минни») жаловался: «…интендантская часть отвратительная, казну обворовывают в огромных размерах»[729].
Под Плевну прибыл знаменитый военный инженер Э. И. Тотлебен, установивший полную кольцевую осаду крепости. Турецкие блокпосты на путях к ней, опираясь на которые неприятель ранее подбрасывал гарнизону подкрепления, боеприпасы и продовольствие, были захвачены. Туркам оставался выбор – умирать с голоду, сдаться или прорываться к своим. Осман-паша выбрал третье.
В книге исследуются отдельные вопросы истории Средневекового государства и права Волжской Болгарии. Государство Волжская Болгария было основано болгарскими племенами в начале VIII в. в Среднем Поволжье и бассейне Камы, включало территории современных Чувашской республики, Татарстана, Башкирии, Удмуртии, Республики Мари Эл, Ульяновской, Нижегородской, Самарской и Саратовской, Пензенской областей, просуществовало более пяти столетий и пало в 1236 году в результате разгрома его полчищами татаро-монголов Батыя. Издание может быть полезно студентам, аспирантам, преподавателям юридических и исторических факультетов, а также всем, интересующимся Средневековой истории России и государства Волжская Болгария. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
История может быть интересной. Это доказал нижегородский краевед Дмитрий Смирнов. После выхода этой книги автора обвинили в идеализации дореволюционной жизни, в том, что не разоблачал всё отжившее, а любовался патриархальной стариной. За описание множества анекдотичных ситуаций Смирнову тоже досталось. В итоге книгу изъяли из продажи и из библиотек и уничтожили практически весь 10-тысячный тираж. Сейчас это издание — библиографическая редкость. И оно стоит того, чтобы с ним познакомиться.
Первое правовое исследование в отечественной науке, посвященное юридическим аспектам организации и деятельности Парижского Парламента на протяжении всего времени его существования.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Степан Иванович Шешуков известен среди литературоведов и широкого круга читателей книгой «Александр Фадеев», а также выступлениями в центральной периодической печати по вопросам теории и практики литературного процесса. В настоящем исследовании ученый анализирует состояние литературного процесса 20-х – начала 30-х годов. В книге раскрывается литературная борьба, теоретические споры и поиски отдельных литературных групп и течений того времени. В центре внимания автора находится история РАПП.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
На рубеже 1962/1963 гг. СССР на неопределенный срок отложил проекты заключения германского мирного договора и превращения Западного Берлина в «вольный город». Летом 1964 г. советская дипломатия окончательно перешла от идеи «вольного города» к концепции «самостоятельной политической единицы» Западный Берлин. Теперь острие советской политики было направлено не против позиций США, Англии и Франции в Западном Берлине, а против федерального присутствия в этом городе. После прихода к власти в СССР руководства Л. И. Брежнева советская политика в вопросе о Западном Берлине некоторое время оставалась такой же, как и во время «позднего Хрущева».