Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [157]
Гладстон не был одинок в своих воззрениях. Даже отдельные сторонники правительства их разделяли и помышляли о создании зоны, пояса, барьера (как бы их ни называли) из балканских стран, отделив их от России. Они рассчитывали воздвигнуть преграду ее влиянию, пойдя в определенной степени навстречу пожеланиям народов, способствуя созданию на Балканах государственных образований и укрепляя в них свои позиции.
Реальная обстановка не способствовала претворению в жизнь подобных замыслов, неудача болгарского восстания, трудное положение боснийцев и герцеговинцев, поражение сербов в войне с Высокой Портой показывали, что внутрибалканских сил недостаточно для достижения успеха. И, главное, эти силы не собирались удовлетворяться ограниченным самоуправлением в составе Османской империи, а рвались к независимости. Откровенные защитники Порты в британском истеблишменте занимали влиятельные, если не сказать господствующие позиции. Их взгляды выражал посол в Константинополе сэр Генри Эллиот: «На обвинения в слепой приверженности к туркам я отвечу, что мое поведение определялось всегда не сентиментальной склонностью к ним, а твердой решимостью в меру своих сил отстаивать интересы Великобритании. Я разделяю убеждения выдающихся государственных деятелей, определявших нашу внешнюю политику, что эти интересы настоятельно требуют предотвратить распад Турецкой империи. Создается впечатление, что ныне мелкие политики и лица, позволяющие себе, под воздействием чувства возмущенной гуманности, забыть о фундаментальных вопросах. Мы можем и даже должны негодовать в связи с чудовищной жестокостью, с которой было подавлено недавнее болгарское восстание; но для Англии существует настоятельная необходимость предупредить пагубные для нее события, независимо от того, 10 или 20 тысяч людей погибли в ходе подавления»[673]. Граф Дерби ответил на депешу посла мягким упреком ее автору: «Никакие политические соображения не оправдывают терпимости к подобным актам». Иначе реагировал Дизраэли, он сделал выговор не Элиоту, а маркизу Солсбери за его примирительную позицию на недавней конференции в Стамбуле: «Солсбери во власти предрассудков и не понимает, что его послали в Константинополь для того, чтобы не пустить туда русских, а вовсе не для того, чтобы создать идеальные условия для турецких христиан»[674].
Все попытки российской стороны подвигнуть британскую на какие-то шаги в нужном направлении окончились неудачей, а просьбы и уговоры на султана и его окружение не производили впечатления. В Петербурге еще раньше, в сентябре 1876 года родилась мысль о вводе в Турцию российских и австрийских войск. По словам Шувалова, Дерби «оцепенел от ужаса», услышав об этом. Он советовал не толкать падишаха в сторону «экстремистов» и не парализовывать его усилий, поднимая против него собственных подданных»[675], – усилий, существовавших только в воображении красноречивого министра!
А турки преподнесли конференции оглушительный сюрприз. Неурядицы в османских верхах продолжались, султана Мурада V сместили, его сменил Абдул Хамид II. Спешно появилась конституция. И в самый день официального открытия конференции Савфет-паша под грохот артиллерийского салюта объявил собравшимся, что его величество только что облагодетельствовал подданных новыми законами, по которым все они обладают, независимо от конфессиональной принадлежности, равными правами, а посему христиане не нуждаются в каких-то особых привилегиях. Раздосадованным делегатам, долго корпевшим над подготовкой решений, пришлось разойтись несолоно хлебавши.
Венская дипломатия по многим причинам не могла открыто, в лоб выступать против российских инициатив. Австро-Венгрия являлась членом Союза трех императоров (германского, российского и австрийского). На самом деле это был не прочный альянс, а некий совещательный орган по восточного вопросу для принятия согласованных решений. Выяснилась тактика Вены – не отвергать с порога российские замыслы, а топить их в многочисленных поправках и с помощью умелой редактуры, на что высокие чиновники с Бальхауспляц были большие мастера.
Габсбургская держава не сумела воспользоваться Крымской войной для того, чтобы, как выражалась отечественная пресса, еще глубже запустить свои когти в балканскую почву. Позднее Австрия была выдворена своими соседями из Италии и Германии, в Вене существовали серьезные опасения, что за сим придет выдворение с Балкан, где крепли позиции молодых государств, прежде всего Сербии, Румынии и Греции. У двух первых миллионы единоплеменников проживали в австро-венгерских землях. Белград и Бухарест грозили превратиться в центры притяжения для австрийских сербов и румын. Помимо этой неприятной перспективы, существовала и другая, более близкая, в виде претензий Сербии и Черногории на боснийско-герцеговинские земли и возникновения некоего Балканского Пьемонта, способного дать отпор австрийским притязаниям. Подобной опасности следовало дать отпор. Появилась стратегическая установка – нельзя допускать создания в Юго-Восточной Европе крупного государства, следует в первую очередь пресечь объединительные поползновения сербов, что можно осуществить лишь занятием Боснии и Герцеговины.
