Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [142]

В тот же день сенат и палата депутатов провозгласили новым князем брата бельгийского короля графа Филиппа Фландрского. Акция оказалась плохо подготовленной, произошел конфуз, избранник отказался от предложенной ему чести, предпочтя спокойную жизнь в Брюсселе ожидавшим его на Балканах испытаниям и тревогам. Пришлось спешно подыскивать нового кандидата. Выбор пал на Карла Людвига Гогенцоллерн-Зигмарингена, отпрыска младшей католической ветви прусского королевского дома, который по материнской линии находился в родстве с Бонапартами. Принц под чужим именем, со швейцарским паспортом на руках, отправился на пароходе по Дунаю к месту назначения (шла уже австро-прусская война, существовало опасение, что его, как прусского офицера, могли по пути захватить в плен). В Турну-Северине его встретили пушечным салютом и колокольным звоном. 10 (22) мая он принес присягу.

Современники нарекли установившуюся в Румынии власть блока помещиков и крупной буржуазии «чудовищной коалицией» – столь противоестественным представлялся им альянс былых противников 1848 года и периода борьбы за объединение. Определение прочно вошло в историографию. Лишь сейчас раздаются голоса против него. Сошлемся на П. Е. Микельсона. «Коалиция не была уж столь чудовищной»[604]. Образовался длительный и прочный союз помещиков и представителей крупной буржуазии, отринувшей революционные грешки своей социальной молодости и перешедшей на охранительные позиции, – альянс, в котором буржуазия постепенно выходила на первый план, управлявший Румынией вплоть до августа 1944 года.

* * *

У румын, пробивших первую брешь в системе Парижского мира, нашлось много подражателей. «Повсюду на Востоке пробуждается чувство национальности, – уже в 1857 году докладывал из Дунайских княжеств российский комиссар K. M. Базили, – это наш лучший помощник, все эти национальности станут все более и более враждебными константинопольскому режиму»[605]. В авангарде мятежников шла маленькая Черногория, не подчинявшаяся Порте и упорно отстаивавшая свою фактическую независимость. Бедность скалистых почв, частые неурожаи порождали мечты о выходе на плодородные равнины, стремление к прорыву к Адриатическому морю для установления торговых связей и вековые традиции – все делало черногорцев постоянно готовыми к походу то ли самостоятельно, то ли вместе с соседями. Краем постоянных волнений являлись Босния и Герцеговина с населением сербского корня и языка, но разделенным по религиозному признаку на православных, католиков и мусульман. В 1857 году восстали герцеговинцы – отказались платить налоги, стали занимать принадлежавшие казне земли, высказались за присоединение к Черногории. Оттуда прибыли 6 тысяч юнаков им в помощь. Консулы России и Франции выступили против вооруженного вмешательства Порты в конфликт. Черногорский князь Данила поставил условием вывода своих добровольцев из Герцеговины присоединение к княжеству некоторых герцеговинских земель, предоставление ему выхода к Адриатическому морю, без чего страна – тело без души, и официальное разграничение между нею и Османской империей, что означало скрытое признание ее независимости. Из Стамбула пришел отказ, и тогда черногорское войско и повстанцы в апреле 1858 года разгромили карателей. A. M. Горчакову при содействии французов удалось предотвратить разгром Черногории, припугнув Высокую Порту вмешательством двух держав в конфликт. Россия и Франция способствовали достижению выгодных для Черногории условий урегулирования конфликта – к княжеству отошел район Грахова и некоторые герцеговинские земли, Порта пошла на налоговые послабления, но к морю пробиться не удалось[606].

Умиротворение длилось недолго, попытка Порты восстановить свою власть в Боснии и Герцеговине подняла население на борьбу, черногорцы вновь пришли на помощь. В 1860 году в Австрии при невыясненных обстоятельствах погиб князь Данила. Ему на смену пришел юный Николай. Черногорцы сражались отчаянно, но в их конечный успех A. M. Горчаков не верил – 12 тысячам бойцов, не ведающих даже азов военной организации, плюс 3 тысячам добровольцев из Австрии не под силу одолеть регулярную армию. Туркам ценой больших потерь удалось подавить восстание, театр военных действий подвергся опустошению. И все же, по замечанию одного из российских консулов, «едва заметная на карте Черногория сделала последнею войною большой пролом в дряхлом здании Турции»[607].

Особое внимание ведомство на Певческом мосту уделяло, а военное министерство столь же большие надежды возлагало на Сербию – княжество с населением в 1,2–1,4 миллиона человек, обладавшее международно признанным автономным статусом, включавшим запрет вводить на его территорию османские войска. Оно – и точка опоры России, и центр сопротивления посягательствам на восстановление в регионе турецкой власти, и база для подготовки к ее свержению. Как первый шаг в достижении последней цели предусматривалась ликвидация османских крепостей на сербской территории в Кладове, Смедерове, Шабаце, Соколе, Ужице и твердыни Калемегдан в центре Белграда.

Но предварительно встал вопрос о смещении с престола князя Александра Карагеоргиевича, проводника австрийского влияния. Скупщина свершила сей акт в 1859 году, но возвращенный на пост 80-летний Милош Обренович с его деспотическими замашками российскую дипломатию не устраивал. Старец скончался в 1860 году, так что дипломаты не успели перессориться по поводу его кандидатуры. Его сменил сын Михаил, оставивший заметный след в истории Балкан. Он установил режим личной власти в стране, ввел закон о всеобщей воинской повинности для мужчин в возрасте от 20 до 55 лет, вызвавший нервную реакцию в Стамбуле. Намеченную Горчаковым максимальную программу, предусматривавшую срытие всех турецких крепостей, осуществить не удалось, пришлось ограничиться двумя (Сокол и Ужице), но и Порта не смогла настоять на ограничении численности сербской армии.