Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [124]

Но все же даже в британском кабинете далеко не все рвались в бой. Колебаниям предавался премьер-министр Д. Абердин, в Австрии к мирному решению склонялись генералы. Поиски примирения продолжались, известно 12 попыток достичь согласия. 22 июня (3 июля) 1853 года царь совершил роковой шаг, два армейских корпуса по его приказу начали переправу через реку Прут. Дунайские княжества, Молдавия и Валахия, подверглись оккупации. К. В. Нессельроде клялся, что и в мыслях нет сокрушать Османскую империю и цель акции – подвигнуть Высокую Порту к уступчивости. В ответ посыпались ноты протеста с требованием немедленно и без всяких условий княжества оставить, что означало признать ошибкой факт их занятия.

Последняя попытка сохранить мир связана с так называемой Венской нотой, сочиненной дипломатами Франции и Австрии, одобренной Д. Кларендоном от имени Великобритании и согласованной с Пруссией (28 июля 1853 года). Нота, при ее одобрении в Петербурге, вручалась Высокой Порте и, в случае ее согласия, кризис считался разрешенным. Центральный ее пункт гласил: «Е.в. султан остается верен букве и духу положений договоров Кючук-Кайнарджийского и Адрианопольского о покровительстве христианской религии». Текст упоминал о «деятельной заботе» императоров всероссийских о сохранении этих привилегий. Всякие изменения в положении церкви могли происходить лишь с согласия кабинетов России и Франции[530].

Лишь на первый взгляд нота отвечала интересам Петербурга. На деле она вырывала вопрос о покровительстве христианам из рук России и ставила его под контроль держав, что посол Д. Гамильтон Сеймур и разъяснил К. В. Нессельроде. Д. Кларенон, со своей стороны, свидетельствовал: державы фактически превращаются в рефери, судящих, правильно ли интерпретируется нота «в случае любых разногласий между Портой и Россией»[531]. Старое, со времен Екатерины, основополагающее правило – не допускать постороннего вмешательства в российско-турецкие дела – прекращало существование, над ними устанавливался надзор четверки.

Тем не менее царь, даже не с обратной почтой, а телеграфом до Варшавы и далее фельдъегерем до Вены, сообщил о принятии ноты. Николай, видимо, осознал, что застрял в такой трясине, из которой двуглавому орлу дай бог выбраться хотя бы с опаленными перьями. Правда, он сделал одну оговорку: Стамбул должен принять ноту слово в слово, безо всяких изменений.

И тут не на сцене, а за сценой выступил Ч. Стрэтфорд. Как посол державы, одобрившей ноту, он рекомендовал Высокой Порте принять ее. Но лично, от себя, он рекомендовал внести в текст коррективы, подредактировать его (хотя условие царя насчет принятия ноты без всяких изменений было высказано гласно). И произошло нечто невиданное в истории дипломатии – он не был изобличен в самоуправстве и наказан. Сие означало одно – в Лондоне возобладали силы, взявшие курс на войну. Решид-паша деятельно потрудился над текстом ноты, вычеркнув упоминания о роли России в деле покровительства православным. Оно приписывалось лишь благодеяниям падишахов. Россия выступала в тексте как держава, с сочувствием наблюдавшая, как султаны наделяют своих христианских подданных правами. Вдобавок ко всему Решид-паша требовал немедленного вывода российских войск из Дунайских княжеств, что означало признание незаконности их пребывания там. Что Николай I откажется признать обкарнанный текст, Уайт-холл не сомневался. К. В. Нессельроде сообщил об отклонении поправок. Перед войной зажегся зеленый свет. Инициативу взяла на себя Высокая Порта.

Собрался большой совет Османской империи. Окрестные улицы были забиты дервишами, призывавшими проклятия на голову неверных. Совет единодушно высказался за войну, «уродливая физиономия фанатизма высунулась наружу»[532]. Поощряемая (скорее даже подталкиваемая) Западом Порта перешла к решительным действиям. 9 октября командующий ее войсками на Балканах Омер-паша обратился к генералу М. Д. Горчакову с ультиматумом о выводе российской армии из княжеств. Срок – две недели. 22 октября англо-французская эскадра вошла в Пролив, 23 октября проследовало турецкое нападение на Дунае и в Закавказье. Западная пресса вовсю трубила о схватке просвещенной Европы с отсталой, посконной Россией: «Предстоит битва цивилизации против варварства», – возглашал Д. Кларендон в Палате лордов[533]. В авангарде цивилизации выступали турецкие башибузуки, отличавшиеся зверской жестокостью. Во внезапно захваченном форте Святого Николая на Кавказе они вырезали всех поголовно, включая врача, таможенника, женщин (в том числе беременных) и детей.

2 ноября 1853 г. император Николай подписал манифест о войне. Ее цели, в царском изложении, рисовались так: «Мы отказываемся от всякого завоевания, признаем, что наступило время восстановить независимость христианских народов в Европе, подпавших несколько веков назад оттоманскому игу». Россия «берет на себя почин этого святого дела» и предлагает сербам, болгарам, молдо-валахам, боснякам, грекам примкнуть к ней с тем, «чтобы каждый из этих народов вступил в обладание страной, в которой живет целые века»