Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [118]

* * *

Сербы делились тогда на «австрийских» и «турецких». Первые проживали в основном во входившем в состав владений Габсбургов Венгерском королевстве, одним из ярких очагов революции 1848–1849 годов. Однако мадьяры вели себя неласково в отношении своих сербских, да и румынских соотечественников, отказывая им в предоставлении национальных прав. И те, и другие встретили больший отклик своим пожеланиям со стороны императорских властей и оказались в развернувшемся противостоянии на их стороне. В 1849 году, не без хлопот со стороны российской дипломатии, населенная сербами Воеводина была провозглашена автономной территориальной единицей (Воеводство Сербии и Тимишский Банат). Революционная Венгрия в этом сербам отказывала; по словам Л. Кошута, «не может быть Сербского воеводства, Сербского провинциального собрания, ибо в Венгрии нет Сербии»[499].

В самом Сербском княжестве весть о революции в Париже, Вене и Пеште встретила восторженный отклик. Очевидцы, в том числе дипломаты, сообщали: «Лицеисты не учатся и всюду кричат: «Ура! Ура! Ура! Да здравствует свобода и независимость Сербии!» Демонстранты возглашали на улицах: «Восстаньте, сербы! Восстаньте с оружием!» Пришло время вернуть то, что было утрачено в битве на Косовом поле в 1389 году[500]. Движение имело ярковыраженный антиосманский характер. Планы объединения (и не только сербских земель) вокруг княжества множились, в числе возможных приобретений значились, в разных вариантах, Босния, Герцеговина, Славония, Хорватия, Болгария, Черногория. Фактически речь шла об образовании Югославии с династией Карагеоргиевичей во главе[501]. Дальше составления планов дело не пошло. Сам князь Александр и его правительство держались пассивно, уповая, безо всяких на то оснований, на поддержку со стороны Франции. Что касается Венгрии, то Белград способствовал борьбе местных сербов против революционного правительства на стороне императора. В итоге довольными остались дворы и Вены, и Петербурга. Николай I наградил Александра Карагеоргиевича орденом Белого орла, не осталось без наград и его окружение – за то, что сумело оградить княжество от революционных потрясений и приняло участие в судьбе австрийских славян. Не обошла их своим вниманием и Вена. И. Гарашанин отказался принять австрийский орден – он на службе у Габсбургов не состоит. Подражателей у него не нашлось.

* * *

Молдавия и Валахия стали восточным рубежом революции 1848 года, и на то повлияли теплые чувства к «латинской сестре», Франции, ее окружали ореолом светоча просвещения, сокровищницы гражданских свобод, среди образованной молодежи распространился ее культ. Почти 20 лет минули со дня подписания Адрианопольского мира. Быстрое экономическое развитие и культурный подъем сочетались в княжествах с административным, судебным и полицейским произволом правящих режимов. Самодержавие опиралось на консервативное боярство, этот произвол осуществлявшее. Оппозиция стала именоваться Национальной партией и рассматривала Россию как гаранта существовавших злоупотреблений, на нее с Высокой Порты было перенесено острие критики. Официальная Россия с ее самодержавным строем, сохранением крепостничества, отсутствием конституционных прав, жандармской слежкой за населением ничего не могла противопоставить ценностям Запада. Туда же шел экспортный поток. Царская держава с ее зерновым по преимуществу направлением сельского хозяйства представлялась не рынком, а конкурентом. Просветитель А. Руссо отмечал: «За шестнадцать лет, с 1835 по 1851 г., Молдавия прожила больше, чем за предшествовавшие пятьсот лет своей жизни»[502]. Но если предки ориентировались на Восток, то взоры потомков устремились к Западу.

Все сказанное относится лишь к узкой социально активной части общества. Крестьянство, его громадное большинство, неграмотное и поглощенное заботой о хлебе насущном, столь высокими материями не занималось. В его среде рос протест в связи с растущим малоземельем и недовольство боярским произволом.

Февральское 1848 года восстание в Париже немалочисленная румынская колония во Франции, состоявшая в основном из студентов, приняла близко к сердцу. Их делегация нанесла визит поэту А. Ламартину, занявшему пост министра иностранных дел в революционном правительстве. Тот принял румын приветливо, пожелал им успехов в свержении существовавшего строя, но воздержался от принятия каких-либо обязательств, он с ними душой и сердцем. В беседе с российским послом Н. Д. Киселевым Ламартин держался иначе: Франция заинтересована в добрых отношениях с Петербургом и не собирается помогать мятежникам, в том числе румынским.

Молодые энтузиасты из княжеств, посетившие поэта-министра, не обратили внимания на сдержанность его ответа, в котором пылкость тона сочеталась с полным отсутствием чего-либо конкретного в смысле обещания поддержки. В эмигрантской среде даже возникли разногласия: одни считали нужным выступать немедленно, другие советовали подождать, пока помощь со стороны латинской сестры не обрисуется реально.

А события шли своим чередом. В Молдавии ситуация сложилась тяжелая и взрывоопасная. В 1847 году на страну обрушилось двойное бедствие: засуха, выжегшая поля, и нашествие саранчи, пожравшей то, что на них уцелело. Не прекращались выступления крестьян против помещичьего гнета, торговцы протестовали против боярских привилегий, мелкие и средние бояре, отстраненные от власти, – против самоуправства нескольких семейных кланов, «великие бояре» – против камарильи князя Михаила Стурдзы.