Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - [112]

Поддержку своим замыслам Пальмерстон встретил с неожиданной стороны, от царизма. Ф. И. Бруннов привез в Лондон намеченный Николаем план урегулирования, предусматривавший не только обуздание египтянина, но и решение вопроса о Черноморских проливах – их закрытие для военных кораблей всех стран.

Изложенный им Пальмерстону план означал отступление от прежнего основополагающего принципа – решать российско-турецкие дела тет-а-тет, безо всякого постороннего участия. Ункяр-Искелесийский договор не принес ожидаемых плодов, под его сенью Петербург растерял имевшиеся у него ранее преимущества, перешел в восточном вопросе к обороне и теперь пытался остановить британское наступление, пока не поздно. С его мнением еще считались и определенной доли влияния у него не оспаривали: «Мы должны обеспечить нашу собственную безопасность и безопасность Турции, поэтому нам необходимо, чтобы Черное море не было открыто для иностранных военных кораблей», – докладывал Нессельроде царю[481]. Для Великобритании ценность формулы заключалась в том, что начисто, даже теоретически, исключалась возможность появления черноморской эскадры в Средиземном море и устранялась какая-либо угроза с севера имперским путям «владычицы морей».

Пальмерстон сразу же разгадал тайный царский замысел – превратить намечавшуюся трещину в англо-французских отношениях в серьезную ссору и осуществить навязчивую идею Николая Павловича об изоляции Луи Филиппа. Так далеко идти Пальмерстон не собирался: галлов, хлопотавших в пользу египетского старца, следовало одернуть, но не больше. Он полагал, что слабый режим Луи Филиппа сам прибежит в Лондон с покаянием и пальмовой ветвью в руках. Но раздались громкие протестующие голоса в самой Великобритании, кабинет проявлял сильнейшее нежелание ссориться с Францией, пресса не слезала с антироссийского конька[482]. Пальмерстону пришлось демонстративно уйти в отставку и переманить на свою сторону премьера В. Мелборна, чтобы его коллеги сдались и согласились на подписание конвенции без участия Парижа.

А во Франции страсти разыгрались не на шутку. В столице толпа разбила стекла в особняке британского посольства. В Тулоне снаряжался флот. Правительство Ф. Гизло ушло в отставку, будучи обвинено в нерешительности и бездействии. Пальмерстон, чтобы смягчить обстановку, согласился возвратить с острова Святой Елены в Париж останки Наполеона, дабы буйная общественность занялась переносом праха героя в Пантеон и эти «взрослые дети» пришли в себя. Напрасно, успокоения он не достиг, новый глава правительства А. Тьер, по словам Ч. Вебстера, «извергал дым и пламя».

15 июля 1840 года уполномоченные Великобритании, России, Австрии, Пруссии и Турции подписали в Лондоне серию документов, известных под общим названием конвенции о Проливах. Территориальный вопрос предполагалось урегулировать так: Египет представлялся Мухаммеду Али в наследственное владение, пашалык Аккра – в пожизненное; если в течение 10 дней не поступало согласия паши на урегулирование, отпадало условие насчет Аккры, по прошествии 20 дней – насчет Египта. По статье 3 конвенции Англия, Россия и Австрия обязывались защищать Константинополь. Черноморские проливы закрывались для военных кораблей всех стран, «пока Порта находится в мире». Сама Высокая Порта играла в истории с подготовкой конвенции, знаменовавшей этап в ее подчинении западным странам, декоративную роль[483].

Севастопольская эскадра оказалась прочно запертой в Черном море, но Николай I предавался торжеству. О тех потемках самообмана, в которых блуждал самодержец, можно судить по его письму фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу: «Конвенция между Англией, Пруссией, Австрией, мной и Турцией подписана без Франции! Новая эпоха в политике»[484]. В своем ослеплении царь всерьез воображал, что добился прочного сотрудничества с Великобританией и изолировал постылого Луи Филиппа, который по большому счету российским интересам не угрожал. Англия и Россия представлялись ему двумя скалами, о которые разобьются волны революции. Сохранение основ миропорядка, заложенного Венским конгрессом, составляло предмет его забот, и кабинет ее величества мыслился союзником в сем благом деле. Устранение Парижа из «концерта» должно было способствовать сближению с Лондоном.

С турецко-египетским конфликтом было покончено быстро и решительно. Зондаж императора Николая насчет участия в акции вежливо, но твердо отклонили, к его услугам намеренно не прибегали, российский десант на Босфоре не потребовался, ибо, как опасались в высоких английских сферах, все это могло бы привести к укреплению позиций самодержавия в регионе. Иным было отношение к участию в операции Австрии. Пальмерстон просил прислать в Восточное Средиземноморье несколько кораблей ее флота «для морального эффекта, для демонстрации… союза». Англо-австрийская эскадра прервала морские коммуникации войск Ибрагима, недовольным жителям Ливана предоставили 20 тысяч винтовок, и они очень своевременно подняли восстание. Соединенным усилиям флота двух держав, турецкой армии и арабских повстанцев египтяне не смогли оказать сопротивления, потеряли Бейрут, Аккру, отошли в пустынные и бесплодные места. Отступление превратилось в бедствие, голод и болезни уносили тысячи жертв. Эскадра адмирала Ч. Нэпира появилась у Александрии, и Мухаммед Али сдался, выговорив для себя лишь наследственное владение Египтом