Двойной обман - [5]

Оливия тут же просунула ногу в образовавшуюся щель.

— Как, черт побери, вы проникли в дом? — прорычал Люк.

— Могу я войти? — Оливия с удовлетворением заметила, что он успел принять душ и переодеться в чистые джинсы и свежую черную рубашку.

— Не можете. Уберите ногу.

— Не уберу. Я хочу поговорить с вами.

— Ах вот как! Ну хорошо. — Люк пожал плечами, с подозрительной готовностью признавая поражение, и сделал шаг вперед, за порог. — Говорите здесь.

— Простите, что я причинила боль Розмари. Я не хотела.

— Вы полагаете, что я в это поверю?

— Да, потому что это правда. Я не знала, как сильно она привязана к Майклу. А когда вы сказали, что она в больнице, я была настолько потрясена, что растерялась.

— Просто не успели придумать, что надо сказать в таком случае.

Оливия подумала, что сейчас можно бы и улыбнуться.

— И это тоже. Пожалуйста… мне в самом деле так жаль — и я хотела бы что-нибудь сделать, как-то помочь вам…

— Мне? Вам следовало бы помочь Розмари.

О, это осложнение не приходило ей в голову.

— Конечно, я это сделаю, — поспешно проговорила Оливия, — как только она выйдет из больницы. Но я хотела бы что-то сделать и для вас. Я… гм… купила билеты на спектакль. Это комедия. Мы еще могли бы успеть. Думаю, это помогло бы… ну, понимаете… немного развеяться, успокоиться.

— Я достаточно спокоен, благодарю вас.

Уфф! Все шло не так. Пора менять тактику.

— О, пожалуйста, — взмолилась Оливия, надеясь, что в глазах ее появились слезы, — этому приему она научилась в школьном драмкружке. Когда нужно было заплакать, Оливия думала о Фантоме.

Люк сказал что-то, Оливия не расслышала. Она всхлипнула, и пара слезинок скатилась по ее щеке. Люк раздраженно сказал:

— О дьявол! Из-за чего вы ревете?

— Вы сердитесь на меня, — пролепетала она театрально.

— Конечно, я сержусь, вы, маленькая… Слушайте, прекратите это нытье — сию же минуту!

— Я н-не могу. — Оливия вытащила из кошелька театральные билеты. — Вот, возьмите. Пригласите кого-нибудь, если не хотите идти со мной.

— Не будьте идиоткой. И ради Бога, прекратите реветь.

Ага, это его слабое место… Он был из тех мужчин, которые не выносят женских слез.

— Я же сказала, что н-не м-могу, — повторила она, возвращаясь мыслями к бедняжке Фантому.

— О Бог мой, — пробормотал Люк. — Ну ладно, ладно, если я возьму эти чертовы билеты, вы успокоитесь?

Она кивнула, не поднимая головы, и протянула билеты. И снова громко всхлипнула.

— Ну а теперь в чем дело?

— Я понимаю, что вам неприятно мое общество, — сказала она, невинно моргая. Но пьеса вам понравится.

— Отлично, я сдаюсь, — сказал Люк голосом грешника, принимающего заслуженную кару. — Мы пойдем на ваш чертов спектакль. И после этого вы исчезнете из моей жизни. И из жизни Розмари. Идет?

Разумеется, нет. Но для начала это годилось. Оливия опустила веки, чтобы он не увидел торжества в ее глазах.

— Да, — сказала она, ангельски улыбаясь. — Конечно.

Глава 2

Люк стиснул руки на руле своего грузовичка. Пьеса и в самом деле оказалась забавной, но он совершенно не расположен был веселиться.

Дважды за день он совершил одну и ту же идиотскую ошибку — позволил симпатичной эгоцентричной бессердечной гарпии, которая в настоящий момент сидела рядом, командовать собой.

Он знал, зачем отправился к ней домой: ярость привела его к ее порогу. Но почему он согласился пойти на это чертово представление?

Розмари. Он должен думать о Розмари, которая так плакала, когда их мать умерла от аневризмы — ему тогда было тринадцать, а Розмари всего восемь. С тех пор для него стало естественной реакцией немедленно бросаться на помощь при виде слез. Через две недели после смерти матери отец застрелился, и Розмари рыдала, уже не останавливаясь. Все эти годы он прилагал столько усилий, чтобы не допустить ее новых слез…

Их отправили жить к тетушке и дядюшке на ферму в Фрейзер-Вэлли, хотя у тех было четверо своих детей. Люк хорошо помнил тот день, когда они с Розмари появились на ферме: настороженные, потерянные и все еще не пришедшие в себя после событий, круто изменивших их жизнь. Дядя Питер был мрачен и неразговорчив. Но тетушка Лайла, надо отдать ей должное, старалась быть доброй и даже обрадовалась им. Кузены были откровенно недовольны их появлением, и Люк со старшим из мальчиков сцепились прежде, чем были распакованы чемоданы.

Люк и Розмари были сыты, одеты, но никогда не были любимы. И так уж получилось, что забота о сестре целиком легла на плечи Люка. Он никогда не считал такое положение дел обременительным — более того, ему сложно было смириться с тем, что Розмари выросла и превратилась в вполне самостоятельную двадцатидвухлетнюю женщину.

Люк бросил короткий взгляд на Оливию, причину нынешних страданий Розмари. Что превратило эту женщину в холодное эгоистичное существо? Или она такой и родилась?

«А может, вы просто ничего не понимаете в женщинах, Люк Харриман», — резко прозвучал в ответ внутренний голос. Люк попытался игнорировать его, хотя и в самом деле его отношения с женщинами никогда не были продолжительными. Две последние подружки бросили его после того, как он отказался переехать к ним и…

— О чем вы думаете? — ворвался в его мысли глубокий голос Оливии.