Двойной Леон. Istoriя болезни - [24]

Ого, она уже называет его Артурчиком. Тот послушно кивает головой.

— Вы мне обещали одноместный номер.

— Вам вредно сейчас находиться одному. Представьте себе — в таком состоянии, и некому слова сказать, не у кого воды попросить. А вдруг что случится?

— Объясните мне, какой смысл в том, что я целый день на больничной койке буду дожидаться двух несчастных вечерних уколов? Меня ждут на работе. У меня же работа, черт возьми. Я могу ее потерять.

— Если продолжите пить — потеряете все.

— Послушайте, я же могу делать инъекции дома. Неужели ради витаминов и дозы магнезии надо держать меня здесь круглые сутки?

— Скажи, ты же сможешь это сделать, — обращаюсь я за помощью к жене. Однако фрау Де не дает ей ответить.

— Курс лечения не закончен.

— Какой курс? Какое лечение? Вы же прекрасно знаете, что алкоголизм не лечится в принципе. По крайней мере, фармакологически.

— Существует еще и психотерапевтический фактор. Я могу закодировать вас на месяц, на год, на десять.

— К черту кодирование. Видел я ваших кодированных. С бутылкой под забором.

— К тому же сегодня вечером вам должны вколоть сульфазин, — после подозрительной паузы продолжает фрау Де, — а от этого может подняться температура, так что вам обязательно надо быть здесь.

Похоже, в ее арсеналах припрятано еще много оружия. А у меня одни понты и желание побыстрее отсюда убраться.

— А от чего этот сульфазин? — спрашивает преданная мне жена голосом резидента INTELLIGENCE SERVICE.

— Это препарат, который очищает кровь. Но на каждого он действует по-своему. Поэтому нужен присмотр.

«Сульфазин, сульфазин», — крутится в голове что-то очень знакомое, но изнуренный затяжными боями мозг не в силах подсказать, откуда я знаю это слово.

— Отец, ты же слышишь, доктор говорит — тебе нужен присмотр, — без приглашения вмешивается Артур. (Видно, Артур хочет стать преданным воином Третьего Рейха Закрытого Типа. Он всегда находил себе идолов для поклонения — то в бизнес-сметанке, то в покоях муниципалитета, то в художественной тусовке. На этот раз место его божества заняла эта белокурая бестия. Арийчик ты наш самопальный. HITLER JUGEND перезревший.)

Фрау Де с наслаждением наблюдает за открытием второго фронта.

— А хрен в задницу тебе не нужен? — чуть не вырывается у меня, но вовремя опомнившись, говорю вполне, как мне кажется, рассудительно:

— В таком случае мы можем договориться о дневном стационаре. Днем я буду ходить на работу, а вечером возвращаться сюда на процедуры, и вы будете присматривать за мной сколько влезет.

— А если что-то случится на работе? — спрашивает жена.

Открыт третий фронт. В бой вступила артиллерия.

— Удачи тебе, старик, — говорит Артур на прощанье. — И не выпендривайся. Раз решил лечиться, доведи дело до конца. Ну, бывай.

Гиппократ гипертрофированный. Самаритянин самарский. Козел, одно слово.

Остаток дня проходит в разговорах с Николаем. Он рассказывает о случаях из своей санитарской практики, а я вспоминаю всякие околохудожественные приключения — фестивальные поездки, литературные байки, ляпы переводчиков. Странно, но его все это увлекает не меньше, чем меня психиатрические саги. Даже сосед гипертоник немного ожил. Он, правда, молчит, пытаясь читать старые газеты, но его живое присутствие уже ощущается. Мы все больше проникаемся симпатией друг к другу — тюремное братство, в котором нет пахана, как вдруг — я вспоминаю напечатанную в моем же журнале повесть одного аутсайдера: «— Короче, зема, — вдруг посерьезнел Колян. — Теперь слушай сюда. Здесь нужно вести себя тихо и прилично, а то вломят резиновыми палками, навтыкают СУЛЬФАЗИНА и будешь полным идиотом валяться в боксе и считать волоски на жопе соседа, которого нет…»

Я вспоминаю также мемуары многочисленных диссидентов, которых в брежневских психушках глушили сульфазином, пытаясь хоть таким способом втолковать им истинность марксистско-ленинского учения. Я вспоминаю все это и покрываюсь липким вонючим потом. Вот оно, секретное оружие фрау Де — химический Фау-2. Фау-2 от фрау Де. Чтоб камарадо Щезняк не дергался.

— Вы, похоже, не слушаете, — доносится сквозь туман голос Николая. — О чем-то своем думаете?

— Знаете, что такое сульфазин? — без всякого перехода спрашиваю я.

— Как не знать, знаю. Паскудная штука. А вам что, тоже прописали?

— Да. Сегодня.

— Ну, понятно. Начинают они с небольшой дозы, чтоб проверить реакцию. Потом каждый день ее увеличивают. Потому что всяк реагирует по-своему — кто с первого раза коньки отбрасывает, на кого по-настоящему действует только вторая доза, а кто только после третьей скопытится. Препарат хитрый — начинает действовать спустя 10–12 часов после инъекции. Так что сразу ничего не почувствуете. Под утро только поймете, проняло или не проняло.

— На меня, — продолжает Николай, — подействовала только третья доза, когда я наивно успокоился, думал, все обойдется. Зато как подействовала! Ходил настолько заторможенный, что не соображал, где нахожусь. Да и «ходил» — громко сказано. После укола у меня еще неделю ноги не сгибались. Даже на унитаз сесть не мог — хоть стоя большую нужду справляй. Ох и намучился! Температура под сорок, боли невыносимые, короче говоря, радости мало.