— Это почему же?
— Хочу чистоты. Во всем…
— Тогда включи магнитофон. Пожалуйста.
Нелли Васильевна включила магнитофон. Лента была не ТА, не с современной ритмичной музыкой, похоже — иностранной. Сегодня пел Высоцкий. «Ладно, сгодится и он, — решил Шуклин, — не перематывать же кассету…»
Сели за стол. Нелли Васильевна пододвигала полные тарелки к Федору.
— Не стесняйся, ешь, ты ведь с работы.
— Ем-ем. У тебя все так вкусно!
— Даже шпроты, — усмехнулась Нелли Васильевна.
— Даже шпроты, — понял шутку Шуклин.
Федор ел жадно, с наслаждением. Ему было за столом приятно: музыка, теплый мягкий свет, рядом — женщина. Добрая, приветливая женщина, к которой он будет иногда приходить. И которая вот сейчас склонилась к нему на плечо и хочет, по-видимому, сказать что-то приятное.
И она говорит:
— Мне так хорошо с тобой, Федя. Но я никогда не была в жизни воровкой. А тут чувствую: уворовываю тебя. Потому прошу: давай не встречаться. Давай расстанемся по-доброму. А что случилось между нами — забудем… Мне жаль тебя, и я боюсь…
— Чего боишься?
— Что я тебя однажды не отпущу… Только не подумай, будто я, как кошка с мышкой, с тобой поигралась — и до свидания. Просто, Федя, мне, я еще раз почувствовала, приходящего мало.
«А мне так здесь уютно… — с горечью подумал Шуклин. — Но, видно, непригодный я любовник, коль мне указывают от ворот поворот».
Он подумал так, но при расставании не упрекнул Нелли Васильевну ни словом за неожиданную развязку недолгого их знакомства. Лишь раскланялся, вроде бы извиняясь, как извиняются, когда постучались не в те двери.
Дома Наталья встретила его вопросом:
— Есть хочешь?
— Спасибо. Хотя… супчика бы похлебал.
Из многолетней семейной практики Шуклин знал, что отказ от еды грозит всевозможными подозрениями.
— Опять «болел»? — спросила с кухни Наталья.
— Опять. Наум сегодня три один выиграл.
— А тебе радость.
— Да я не только «болел». Я и к летучке готовился. Не тащить же недельную подшивку домой.
— Иногда таскал — и ничего. Мне кажется, ты из-за рюмки остаешься.
— О, это уже перехлест с твоей стороны, Наталья, — недовольно прикрикнул Федор, включая телевизор. — Знай меру! Я и на свои куплю, если захочу. Я не Севастьянов.
— А что Севастьянов?
— Тот может пригласить женщину в кафе, а сделает так, что расплачивается она, — вспомнил Шуклин рассказ Нелли Васильевны.
«Куда это меня занесло? — испуганно подумал Федор. — Дернуло меня сравнить себя с Севастьяновым!»
Но — снежный ком под гору пущен!
— А откуда тебе это известно?
— Оттуда. Сам бахвалился, — соврал Шуклин.
— Негодяй он после этого.
— Я и говорю: негодяй.
— А ты еще с ним чай пьешь…
— Больше не буду, — обрадовался Федор вроде бы благополучному исходу диалога.
— …перед какими-то пионерами выступаешь.
— Больше не буду!
— Что ты забубнил: «Не буду! Не буду!» Лучше вовремя домой приходи! Вон в понедельник пришел вовремя — и постирать помог, и с Элей позанимался. Какой из тебя отец — с дочерью раз в году занимаешься.
— А зачем с ней заниматься? Она отличница.
— «Зачем, зачем?» Затем… Иди ешь свой супчик.
Чувствовалось, что у Натальи настроение незлое, она бурчит просто так, для острастки. У порога кухни Федор обнял жену, поцеловал в ушко с золотой сережкой-сердечком. Подумал при этом: «А может, и правильно поступила Нелли? Вдруг бы она впрямь украла меня у Натальи? Я-то хоть и убеждал себя, что не поддамся ни на какие соблазны, ни за что не брошу семью, но ведь не зря, наверное, говорят, что сердцу не прикажешь. Вот и мог бы послушаться сердца».
Суп был горячий, не очень вкусный — должно быть, пакетный, с добавлением картошки и сухой заправки. Но Федор ел его и нахваливал, что делал весьма редко.
По телевидению начинался какой-то детективный фильм. Наталья прилегла на диван, приготовилась смотреть.
Ел Шуклин шумно — чтобы жена слышала. «Надо ей, — размышлял он, — с гонорара купить цветы. Целый большой букет. Пусть радуется — она любит цветы. Жена у меня заслужила их. Вот взять сегодняшний вечер. Другая бы запилила мужа: „Где был? В редакции? Я завтра проверю. И редактору позвоню, чтобы не устраивал в редакции посиделки!“ А моя — нет, моя сор из избы не понесет. Только подулась маленько — и все. И ведь первый вопрос задала не какой-нибудь, а: „Есть хочешь?“. Понятно — жизнь знает. Начни она скандалить — и я заерепенюсь: мол, домой потому неохота приходить, что ты меня пакетным супом кормишь. А так — все в порядке. Я уверен, что семейные ссоры чаще всего случаются из-за незнания одной истины, которую я как-то вычитал: нельзя быть принципиальным в мелочах. А Наталья — жизнь знает… И в аптеке на хорошем счету…»
Федор уже давно дохлебал суп — весь, без остатка. Наталья не любит, когда в тарелке хоть ложка не съедена.
— Спасибо! — громко сказал Федор и направился к дивану.
Присел у Натальиных ног и стал смотреть детектив — за компанию.
