Двойники - [35]

Вариантов написания и понимания каждого иероглифа существовало великое множество, а произносился он всегда одним и тем же словом. Если бы греки вздумали перенять хотя бы иероглифическое письмо иканийцев, то оно у них не смогло бы перейти в живой разговорный язык, так как всё смысловое богатство иероглифа при его произношении ускользало. А что нельзя произнесть — то еще тяжелее помыслить. Отсюда проницательный читатель может заключить, что мыслили иканийцы как-то не так, не по-здешнему. И окажется прав.

Как же тогда они общались и как представлялись мысли их внутреннему взору? С последним просто — представлялись в виде тех самых таинственных иероглифов. Иканиец умел целую гамму чувств, взаимосвязей объектов мира передать одним иероглифом, не расплескав всего, в него заключаемого. А вот общались… Как бы это подоступнее… Мы можем назвать это телепатией или третьей сигнальной системой. И ошибемся. Можно это назвать… но лучше не надо даже пробовать. Потому как нет в нашем мире слов, способных назвать это. У иканийцев это называлось «чувством слова». Для иканийца слово, как яркий луч, несется в переливающемся облаке света — в связанных с ним чувствах. Когда иканиец произносил слово, его собеседник слышал в себе те самые «чувства слова», которые несут и смысловые вариации и эмоциональные оттенки и многое другое неповторимое. Как умудрялись иканийцы сообщать друг другу эти чувства — нам не понять, не обладаем мы той чуткостью, с нами в детстве не беседовал Иканодзу на своем небесном языке, не склонялся с доброй улыбкой над нашей кроваткой. В общем, не иканийцы мы. А жаль… Понятия иканийцев неотделимы от чувств, а чувства прямо соотносятся с самой сутью вещей. И что здесь можно добавить?

Отсюда проистекают все трудности словесной передачи иканийских понятий. Основной смысл произносимого слова заключен в согласных. Гласные же определяют «чувство слова» и могут быть любыми. Но без них голый скелет из согласных не имеет никакого смысла! Поэтому я и решил использовать в своих записках не иканийские слова, а японообразные.

Теперь я немного расскажу об известной мне истории Иканои. Об этом меня просил сам Григорий Цареград — как же ему откажешь. Вот, Гриша, специально для тебя пишу, хотя один бог ведает, каких мне стоило трудов раздобыть эту информацию из глубин сознания Мастера Ри!

Общей национальной идеи у иканийцев не было. Поэтому во внешнем мире они не имели каких-либо особых целей, мало интересовались соседними народами, чужие земли им были не нужны и о других народах иканийцы думали только хорошее. До поры до времени…

Отношение их к войне также отличалось от бытующего тогда в мире. Они относились к ней как к неизбежному злу. Видеть в неприятеле того, кого надобно убить, они не могли; считали его такой же жертвой, как и себя. Но законы мира неумолимы и безжалостны. Не хочешь воевать ты — найдется какой-нибудь кретин, который жизни своей не мыслит без войны с тобой. Деваться, собственно, некуда.

Приходилось иканийцам вести войны. Естественно, на своей территории. Собрать же народ в войско было делом нелегким. Простых парней от сохи отрывать было вообще бесполезно. Те не желали убивать людей. Более просвещенные иканийцы, научившиеся более или менее контролировать разумом свои душевные инстинкты, с тяжелым вздохом, но шли в войско. Кроме того, на время войны набирали наемников, обычно из греков, выделявших иканийцев из всех прочих народов за свободолюбие. Как только удавалось собрать такое войско — исход войны становился ясен. Иканийцы не ведали страха в бою и на поле боя никогда не поддавались панике — главному врагу любого войска. А конница, благодаря чудо-лошадям, наводила на неприятеля ужас уже одним шумом, поднимаемым тысячным топотом копыт и трубным ржанием. Психологически эта конница действовала подобно македонской фаланге, то есть фатально. Всадники, сидя высоко на лошадях, закованные в броню, были неуязвимы; действуя тяжелым копьем или алебардой, они разили сверху любого противника — пешего или конного.

Но пока это войско не было собрано и сколь-нибудь обучено, приходилось несладко. Чтобы не случилось катастрофы, а также для других, гораздо более важных, целей существовал орден буси. Он, как галактика, состоял из двух рукавов. Были воины-философы — айконадзобуси и воины меча — катанабуси. Всё, что известно об ордене, относится к катанабуси. Об айконадзобуси мне решительно ничего толком узнать не удалось: Мастер Ри им не был.

Живя в обществе поголовного ненасилия, катанабуси вели жизнь отшельников, странников. К ним относились с особым уважением, как к причастным к высшим тайнам Иканодзу и даже небесных духов. Да и в самом деле, это удивительная тайна, когда человек, относящийся ко всем людям по-доброму, берет в руки меч, чтобы противопоставить себя кому-то из них.

Для обычного человека нашего мира предыдущая фраза лишена смысла. Но взгляните на мир глазами древнего иканийца (за «современного» иканийца ничего не могу сказать — не ведаю), оказавшегося на пути какого-нибудь варвара. Иканиец знает, что варвара гнетет дух-без-лица, заменяя своей кровожадностью его собственную волю и мысли. Вы знаете, что как только бездыханно рухнете на землю, — в тот же миг отправитесь в прекрасную небесную страну, где с вами будет разговаривать сам Иканодзу, где царит радость и мудрость, а несчастный варвар всю свою жизнь будет жалеть об убийстве, — если не душой, то телом, которое будет болеть и медленно умирать, — оставаясь жалким рабом духа-без-лица при жизни и после смерти.