Двойник Жанны де Арк - [3]

Мы, то есть партия Девы, вспомнили древнюю легенду, связанную с пророчеством, и потрудились над тем, чтобы люди не забывали о Деве, которая должна прийти, чтобы сокрушить своей рукой супостатов. За много лет до того, как Жанна сумела поднять меч, оплаченные нами трубадуры пели о ней, не называя имени. Священники в храмах предрекали, что однажды по повелению Отца Небесного придет юная воительница, чтобы спасти всех нас. Сначала мы наполнили Францию мечтами о легендарной деве, а потом показали им настоящую, ставшую воплощением пророчества.

С малолетства к Жанне были приставлены самые рьяные наши сторонники, которые тайно готовили ее к благородной миссии. Отец Гийом Фронт, делавший в свое время блистательную карьеру при дворе герцога Орлеанского, отошел от дел и поселился в качестве простого священника в деревеньке Домреми. Он взял на себя обучение и наставление Жанны. То же сделали еще несколько рыцарей, они поселились в окрестных деревнях под видом обыкновенных лесников, рыбаков и даже крестьян, для того чтобы защищать бастардку своими мечами, если на деревню или ее саму будет совершено нападение. Благодаря этим, пока безымянным воинам детство Жанны протекало безмятежно и тихо. Никаких отрядов вольных лучников, никаких разбойников, кроме бургундских рыцарей, и это, заметь, в стране, охваченной войной!

– Чудные вещи говоришь ты, друг! – отец Брунисенты поднялся с места и, подойдя к стене, поправил чадивший факел. – Чудные и прекрасные! Признаться, я не знал, как реагировать на растущую славу Девы. Но после твоих слов и, главное, после того как ты сказал, что твой благородный сын и твоя дочь мужественно служат делу освобождения Франции, я готов сесть на коня и биться плечом к плечу с ними, если только маршал или Дева позволят такому глухому старцу влиться в их отряд. И я хочу вступить в партию Девы, чтобы не на словах, а на деле быть полезным ее святой цели.

Тут Брунисента спохватилась, что слишком долго слушает не предназначенные для ее ушей речи, и тихо прошла в зал.

В ее головке теснились мысли о смелой девушке, сражающейся рядом с Девой, о ее брате из отряда самого маршала де Рэ!

Брунисента вошла и скромно склонилась перед восседавшими за столом мужчинами.

– А вот и Бруня! – старый рыцарь подлетел к ней, сгреб в объятия и поцеловал в щеку. – Выросла, похорошела, невеста, да и только! Ты меня помнишь? Помнишь, как я тебя на шее таскал, как мы с тобой рыбу в пруду ловили, а ты брызгалась и смеялась? Не помнишь? Я тебе тогда гостинцев приносил и сейчас прибыл не с пустыми руками. Есть у меня для тебя жених, мой сын! Ждет тебя, цветочек, наш фамильный замок! Реки глубокие, холмы высокие, деревни богатые! Все будет у тебя, деточка, едва только воспрянет Франция под знаменем Девы!

Он поднял Брунисенту на руки и закружил, точно она все еще была маленькой девочкой.

– Хорошо бы сыграть свадьбу на майских гуляниях, – предложил отец Брунисенты. – Как думаешь, даст маршал отпуск твоему сыну?

– Даст. Об этом договоренность имеется.

Рыцарь поставил Брунисенту на ноги, почтительно склонившись перед ней, словно и не целовал, и не обнимал ее до этого, дыша в лицо терпким запахом отборнейших вин.

Почему-то думая о свадебном сговоре, Брунисента представляла, что приехавший за ней сват вдруг хлопнет в ладоши и откуда-то к нему выйдут разодетые в дорогие одежды сарацины с сундуками, полными сокровищ. Они раскроют перед ней их один за другим, так что в зале станет светло, точно днем, от испускающих свет и жар драгоценностей.

Но ничего этого не произошло. Рыцарь лишь надел ей на шею потемневший от времени медальон с зубом святой Екатерины и фамильным гербом ле Феррон в виде сокола, зажавшего в лапах меч, на крышке.

Гийом ле Феррон, старый рыцарь, повелел ей хранить эту реликвию как зеницу ока.

О том, как Брунисента ждала своего жениха, а Дева готовила наступление

Птица-ночь укрыла своими черными теплыми крылами благословенную или проклятую Францию, страну, где на престоле сидел безумный король, а армия мало чем отличалась от отрядов вольных стрелков да разбойников с большой дороги, где крестьяне съедали посевные зерна, потому что какой смысл сеять, если урожай все равно либо сожгут, либо отберут если не разбойники, так собственный сеньор.

Птица-ночь закрывала спасительной темнотой бедные крестьянские лачуги и башни одиноко возвышавшихся замков. Но в небе ярче обещания любви и спасения души горели звезды, и в их свете на лесных полянах весело кружились маленькие веселые феи и эльфы.

Они излучали свет, и сами становились светом.

Свет от крошечных лампад, которые несли прихожане церквей в День святого Иоанна, струился по водам прекрасной Луары, свет отражался от кольчуг и панцирей рыцарей и их оружия. Светились мистическим светом сердца людей, в которых жили любовь, вера и надежда. Ярче пламени светилось сердце Жанны Девы, и на свет этот летели благородные рыцари, честные сквайры и простые люди, желавшие перешибить хребет своей старой, никчемной судьбы ради судьбы новой, жизни вечной!

Прекрасное было время, прекрасное, страшное, но святое.

Мирно шуршали дешевые камышовые циновки под ногами в трапезном зале, где все еще пировали отец Брунисенты и его благородный гость рыцарь Гийом ле Феррон.