Двойник Президента - [12]

Шрифт
Интервал

Соседи за стеной коммуналки сделали звук телевизора ещё громче и начали интенсивно заниматься любовью. То есть — сексом. Их ритмичные стуки и полуматерные вздохи причудливо вплетались в речь генсека Горбачёва, вызывая в воображении Фёдора бюрократическо-эротические ассоциации. Так, ему представился абсолютно голый генсек на страницах журнала «Плейбой», занимающийся там ген-сексом. Фёдор Ступин тряхнул головой, отчаянно пытаясь расслабиться перед сном.

«Средневековая алхимия по праву считается матерью современной химии и физики, — бормоча с закрытыми глазами, продолжил цитировать он по памяти. — Тем не менее, современная наука есть тупиковый путь механистического, безнравственного, декартова ума. Наука трагично повторяет судьбу доктора Фауста, продавшего, как известно, душу дьяволу. Работа с тонкими энергиями, разновидностью которых является энергия элементов вакуума, требует принципиально иного подхода. Не забывайте, аспирант, что стихии светоносного эфира присутствуют как в объекте испытаний — торсионном генераторе — так и в учёном-экспериментаторе, то есть, лично в вас! Вместе вы составляете единую систему. Вы, аспирант, не только изучаете феномен торсионных полей, но и являетесь его неотъемлемой частью. Важно, в каком состоянии сознания вы проводите эксперименты».

Долгожданный сон начал дружески покалывать кончики пальцев рук Ступина и беспрепятственно проникать в каждую клетку его тела, изможденного поисками истины. На последнем глубоком выдохе Фёдор попытался задержаться между сном и реальностью, чтобы успеть дать своему мозгу очередную задачу на ночь. В этот неподходящий момент раздался громкий стук в дверь. «Черт, опять сосед после секса за пивом пришел, — не открывая глаз, Фёдор встал с раскладушки, подтянул дешёвые чёрные семейные трусы и крикнул: — Нету меня дома!» За дверью молчали. Чертыхаясь, Фёдор завозился с ключом. Когда дверь открылась, на пороге комнаты оказалась полупрозрачная фигура сэра Исаака Ньютона, с напудренными волосами и в долгополом зеленом кафтане-джеркине с золотыми пуговицами.

— Oure fadir pat art in heuenes halwid be pi name, — комично-напыщенно произнес сэр Исаак приятным звучным голосом на староанглийском, — послал меня к вам, мой друг, чтобы передать предупреждение.

«Блин, — Фёдор отрешенно смотрел на нежданного посетителя, стараясь не закричать от страха, — неужели галлюцинация? Ни разу не страдал, и на тебе. И это только в начале перестройки! Что же дальше-то будет?»

— Не опасайтесь, я не видение, — продолжил гость, надменно улыбаясь и делая рукой какой-то кинематографический жест. — Разрешите войти?

— Ну, входите, раз пришли, — не очень любезно ответил аспирант Ступин, часто моргая и позорно отступая вглубь комнаты, — только у меня не убрано.

«А как, интересно, с ними общаются? Может, этого фальшивого Ньютона просто поставить в игнор и пойти спать? — Фёдор покосился на свою раскладушку. — И вообще, что это за дурацкий фарс? Тоже мне, доктор Фауст с неполным высшим образованием ночью в коммуналке принимает в гостях черт знает кого». Соседи за стенкой временно притихли, смакуя последствия первого огазма. Телевизионный Горбачёва продолжал громко бубнить о срочном развитии человеческого фактора.

«Сейчас я его, самозванца, расколю», — Фёдор, пятясь, подошел к старенькому холодильнику «Саратов», наощупь открыл потертую дверцу и вынул единственную бутылку жигулевского пива. Соседи за стеной начали новую серию ритмичных стуков навстречу своему второму оргазму вперемешку с отчётным докладом о выполнении решений девятнадцатой партконференции.

— Выпить хотите? — максимально любезно спросил Фёдор непрошенного гостя.

— Успокойтесь, юноша, — сэр Исаак Ньютон или чёрт-его-знает-кто строго взглянул Фёдору в глаза, — вы всё равно не сможете достоверно определить мою истинную природу. Ещё раз повторяю — я не призрак, не дух и не игра вашего воображения. Оставьте эти вопросы учёным схоластам матери нашей, Церкви.

— Ну, тогда я сам, с вашего позволения, — Ступин присел на табуретку, открыл бутылку и торопливо отхлебнул из горлышка.

Сэр Ньютон пододвинул вторую табуретку к столу, покрытому клеенкой, и ловко присел напротив Фёдора, привычным жестом расправив длинные фалды своего мудрёного кафтана. После этого он изящно закинул ногу на ногу, обнаружив забавные штаны до колен — транк-хоусы, а также белые чулки и крепкие кожаные башмаки, забрызганные свежей московской грязью.

— When forty winters shall besiege thy brow, — нараспев продолжал незванный гость, явно гордясь своим портретным сходством с оригиналом, — тогда вы сами поймете. Упорно работая в колледже Святой Троицы, в лаборатории сэра Бэрроу, я сделал несколько успешных шагов в алхимии. Чуть позднее, во славу Божию и ради спокойствия нашего веселого короля Чарльза я полностью уничтожил результаты своих трудов. Позвольте вам, юноша, в двух словах объяснить причины моего поступка. Это прямо касается предмета ваших исследований.

Фёдор послушно кивнул в ответ и сделал очередной глоток из бутылки.

Соседи за стеной, шумно отдуваясь, праздновали свой второй оргазм.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.