Двойник китайского императора - [17]

"Ворон ворону глаз не выклюет", — сказал какой-то дехканин, узнав о вердикте высокой правительственной комиссии. Конечно, эти слова тут же донесли Акмалю, и тот той же ночью своей рукой отрезал язык дехканину, чтобы не сравнивал уважаемых людей с птицей, питающейся падалью…"

Нет, народ не очень тревожит Наполеона. Он убежден, что народ терпел и терпеть будет, а если взбунтуется — вон какая карательная сила в руках, говорят, на одного работающего два милиционера приходится. Гложет душу другое: разжирев на хлопковых миллионах, каждый начал тянуть одеяло на себя, возомнил себя великим и мудрым. Взять того же Акмаля: кто знал этого неуча, бывшего учетчика тракторной бригады, а поди ж ты — сегодня министры, секретари обкомов в ногах валяются.

А каратепинский секретарь обкома что о себе возомнил: в обход Ташкента открыл прямой авиарейс Каратепа — Москва и Каратепа — Ленинград! Кто-то подумает, что о благе людей своей области заботился, — ничего подобного: показал первому, что и он не лыком шит. За два года первоклассный аэропорт со взлетным полем для тяжелых самолетов отгрохал: мол, знай наших! Нет, такое чванство ни к чему хорошему не приведет, сказал ему на последней встрече Верховный с грустью, а он мудр, политик, время чует, и Анвар Абидович полностью разделяет его мнение, и не только оттого, что когда-то поклялся на Коране служить ему верой и правдой.

Дошло до слуха Верховного, что каратепинский партийный вожак мнит себя столь сильной личностью, что однажды, выступая в большом рабочем коллективе, сказал, что, мол, я получил от вас социалистические обязательства на будущий год, где вы, обращаясь в обком, называете меня "наш Ленин". Нескромно это, товарищи, не по-партийному, хотя я и горд такой оценкой моей работы трудовыми массами. Говорят, слова секретаря обкома, потонули в громе аплодисментов, начало которым задали коммунисты. Умело запущенное в обиход, в сознание людей "наш Ленин" — это тоже в пику первому, его не проведешь.

Нет, Анвару Абидовичу раздоры между коллегами, хозяевами областей, ни к чему, ему выгодно единоначалие, его задача крепить власть Верховного, вождя, а для этого и союз с Акмалем Ариповым, которого они между собой называют басмачом, тоже пока годится. "Если бы удалось стравить аксайского хана с каратепинским секретарем обкома, — размечтался Наполеон, — вот бы порадовался Верховный…" Но шансы тут минимальные, и мечта быстро гаснет. Конечно, предоставлялся верный шанс расправиться с Ариповым руками комиссии ЦК КПСС, но непонятно, почему Бекходжаев спас любителя чистопородных скакунов от верной гибели: в пику Верховному или, наоборот, по его просьбе?

Может, понимали, что, развенчав легенду о волшебном хозяйственнике, о его "семи этажах рентабельности", подрывали миф о сказочной республике Узбекистан, витрине Востока, где все цветет и пахнет и труженики каждый день едят плов и танцуют андижанскую польку?

А может, пожалели заодно репутацию известных писателей и журналистов, и не только Ташкента, что воспевали ложные достижения деспота, не замечая произвола, рабовладельческого строя вокруг, хотя только пожелай увидеть — выйди из-за богато накрытого стола, шагни в первый переулок безлюдного Аксая…

А может, просто дрогнул Верховный, постарел, испугался акмалевских нукеров, которыми и сам при случае пользовался?

Все домыслы останутся теперь загадкой, тайной для Анвара Абидовича — не спросит же он об этом прямо у Верховного.

"Но будь моя воля, — рассуждает Тилляходжаев, — я бы расправился с Ариповым руками Москвы — такие люди нужны были шестьдесят лет назад в басмаческом движении, когда гуляли в крае, наводя ужас, Джунаид-хан и курбаши Курширмат, а теперь другое время, иные методы…"

А тут и новые перспективы вроде для некоторых открылись — зачастил в республику с инспекционными визитами зятек Леонида Ильича, генерал МВД Чурбанов. И в степной Каратепе, и в благородной Бухаре, и в святом Хорезме, и других областях встречали генерала по-хански. Да и как же не встречать, если его в Ташкенте принимали как главу иностранной державы по высшему разряду, со всеми почестями дипломатического этикета: военным парадом, пионерами, толпами согнанных на улицы людей и даже торжественное заседание ЦК посвятили приезду сиятельного зятя, отчитались как бы перед ним, стоя приветствовали его в зале и президиуме, ладоши поотбивали в бурных аплодисментах. И каждый в областях норовил заручиться его дружбой в своих интересах на будущее и настоящее, в поисках самостоятельного выхода на Москву.

Анвара Абидовича на этот раз оттерли от важного гостя — проморгал он момент, хотя заезжал молодой генерал с женой и в Заркент, и принимал он их не хуже, чем в Каратепе, но откровенно на дружбу не навязывался, держался с достоинством, чем наверняка удивил гостя. Считал генерала выскочкой, временщиком, сделавшим карьеру выгодной женитьбой, как его свояк Нурматов, и понимал, что власть у того, пока жив тесть. У Анвара Абидовича своих друзей в Москве хватало, тех, с кем он учился много лет назад в академии, — советы и помощь Верховного оказались кстати, многие его однокашники круто пошли в гору. Вот тут перспективы серьезные, основательные; они знают, кто у них в Узбекистане настоящий друг и на кого нужно ставить карту, только бы подвернулся случай. Нет, зять, пусть даже и генерал-полковник, первый заместитель министра, — слишком зыбко, несерьезно…