Двойник. Дверь в лето - [7]

— И вы думаете, что меня не узнают только потому, что я буду иначе двигаться?

— Разумеется. Ваш знакомый даже не поймет, почему он уверен, что это не вы, но сам факт, что это убеждение имеет подсознательный характер, поставит его в позицию, где сомнения просто не смогут возникнуть. О, я могу что-нибудь придумать и для лица, чтоб вы успокоились, хотя особой нужды в этом нет.

Мы вернулись в гостиную. Я все еще, разумеется, был Бенни Греем. Если уж вживаешься в роль, то требуется заметное психологическое усилие, чтобы выйти из нее. Дюбуа звонил по телефону. Он поднял глаза, увидел меня, и рот у него раскрылся. Он выскочил из защищенной секции и закричал:

— Это еще кто такой?! А где тот актеришка?

Окинув меня взглядом, он тут же отвернулся и больше не глядел в мою сторону. Бенни Грей — такой усталый, такой незначительный человечишка, что смотреть на него дважды просто не стоило.

— Какой-такой актеришка? — отозвался я бесцветным глухим голосом Бенни. Это заставило Дюбуа снова посмотреть на меня. Он посмотрел, начал было уже отводить глаза, но потом вдруг вернулся взглядом к моей одежде.

Бродбент заржал и хлопнул его по плечу.

— А ты еще говорил, он не может играть! — И резко изменил разговор: — Ты со всеми договорился, Джок?

— Да. — Дюбуа снова посмотрел на меня, потом отвернулся. Он был поражен до глубины души.

— О'кей. Нам нужно выйти отсюда не позже, чем через четыре минуты. Посмотрим, что вы сумеете сделать со мной за это время, Лоренцо.

Дак успел снять только один сапог (куртку он снял раньше и задрал шелковую рубашку для того, чтобы я стянул пластырем лопатки), когда над дверью зажегся свет и зазвучал зуммер.

Дак замер.

— Джок, мы кого-нибудь ждем?

— Возможно, это Лангстон. Он говорил, что попробует заскочить до нашего ухода. — Дюбуа двинулся к двери.

— А может, это не он? Может, это…

Я не расслышал, кого назвал Бродбент, так как Дюбуа открыл дверь. В дверном проеме, похожий на кошмарный мухомор, стоял марсианин.

Какую-то растянувшуюся на века секунду я видел только его. Стоявшего за его спиной человека я не заметил, не увидел и жезла — смертоносного марсианского оружия, зажатого в одном из псевдощупальцев.

Марсианин вплыл в комнату, человек шагнул за ним, дверь захлопнулась. Марсианин проквакал:

— Вечер добрый, джентльмены. Направляетесь куда-то?

Из-за острого приступа ксенофобии[6] я потерял способность двигаться и соображать. Дак запутался в своей наполовину снятой одежде. Но малыш Дюбуа действовал с тем инстинктивным героизмом, который в эту секунду сделал его для меня дороже родного брата, хоть он тут же и умер. Он кинулся прямо на жезл и даже не попытался от него уклониться.

Наверное он был мертв — с такой-то дырищей в кулак величиной, прожженой в животе, — еще до того, как рухнул на пол. Но он успел ухватиться за псевдощупальце, которое стало растягиваться как резина, а затем лопнуло, порвавшись в нескольких дюймах от шеи чудища. Жезл Джок продолжал сжимать в своей мертвой руке.

Человеку, который сопровождал в комнату эту вонючую тошнотворную гадину, пришлось сделать шаг в сторону, прежде чем выстрелить. И тут он допустил ошибку. Ему бы сначала пристрелить Дака, а потом меня, а он вместо этого впустую истратил пулю на Джока. Второго выстрела он сделать не успел, поскольку Дак аккуратно влепил ему пулю прямо в лоб. А я даже не подозревал, что Дак вооружен.

Обезоруженный марсианин не пытался бежать. Дак вскочил на ноги, скользнул к нему и сказал:

— А, Рррингрил! Я вижу тебя.

— Я тоже вижу тебя, капитан Дак Бродбент, — квакнул марсианин, а потом добавил: — Ты передашь моему Гнезду?

— Я передам твоему Гнезду, Рррингрил.

— Благодарю тебя, капитан Дак Бродбент.

Дак вытянул длинный костистый палец и ткнул им в ближайший глаз марсианина. Он вводил его все глубже и глубже, пока кулак не уперся в мозговую коробку. Дак вытащил палец, покрытый зеленой слизью, похожей на гной. Псевдочлены чудища в судорожной спазме втянулись в туловище, но и мертвым марсианин продолжал крепко держаться на своем пьедестале. Дак кинулся в ванную — я слышал, как он моет руки. Я же остался в комнате, прикованный к месту шоком.

Дак вышел, вытирая руки о рубашку и сказал:

— Придется чистить. А времени в обрез. — Он говорил так, как говорят о пролитом виски.

В одном единственном сбивчивом предложении я постарался дать ему понять, что не желаю участвовать в этом деле, что следует известить полицию, что я жажду убраться отсюда до ее прихода, что лучше бы он засунул эту работу себе в известное место и что в ближайшее время я намерен отрастить себе крылья и вылететь в окно.

Все это Дак начисто отмел:

— Не вибрируй, Лоренцо! У нас уже идет минусовой отсчет времени. Помоги оттащить трупы в ванную.

— Что? Бог мой! Давайте просто запрем дверь и смоемся. Возможно, нас никто не свяжет с этим делом.

— Весьма вероятно, что не свяжут, — согласился он, — поскольку ни один из нас, по определению, тут быть не мог. Но они поймут, что Рррингрил убил Джока, а этого допустить нельзя. Особенно в данное время.

— Почему?

— Нельзя допустить, чтобы газеты раструбили, будто марсианин убил человека. А потому заткнись и помогай.