Двойник для шута - [63]

Но невозможно помыслить, чтобы шут одобрял или порицал свою госпожу. И Арианна не допустила этой мысли.

— Вы правда устаете, Ортон? — спросила она после недолгой паузы. — Объясните мне отчего. Я столько слышала историй об императоре и его близнеце-шуте, столько всяких вариантов этого предания, что поневоле становится интересно, что здесь правда, а что вымысел. Что на самом деле чувствует зеркало государя Великого Роана?

— О! Это страшный вопрос, Ваше величество. На него невозможно ответить, и не отвечать тоже нельзя. Скажите, если не сочтете мой вопрос оскорблением, вы видели своего отца во время официальных приемов?

— Конечно, и много раз. А почему вас это интересует?

— Вам нравилось, как он себя ведет? — продолжал шут, не отвечая ей.

— Нет. Очень часто мне бывало просто страшно, — честно сказала Арианна. — Он становился жестоким, категоричным. Нет, он мне не нравился. Когда человек чувствует неограниченную власть в своих руках, он меняется. Вы это хотели сказать?

— Да, Ваше мудрое величество. И когда десятки иноземных государей кланяются нашему императору, его лицо постепенно меняется. Сперва он ведет себя как нормальный человек, но потом… Потом появляется жесткая складка у губ, свидетельствующая о том, что он доволен и полон презрения к «низшим», вздергивается подбородок, а глаза становятся тусклыми и ленивыми. Сдвигаются брови, выражая чувство собственной значимости, и рот кривится в нелепой усмешке…

— Это неправда! — воскликнула императрица горячо. — Ортон вовсе не такой.

— Мы все такие, дай нам только волю. Я такой, и вы, Арианна. Человеку очень трудно не поддаваться искушению, если его искушают всем миром. Поэтому я и приставлен зеркалом к государю. Не забывайте к тому же, что если Ортон не такой, то есть другие.

— А они…

— А они, кто больше, кто меньше, тоже подвержены этой болезни. И если бы вы знали, Ваше величество, как неприятно смотреть на собственное лицо, изуродованное целой гаммой чувств, которые могли бы стать и моими, сложись судьба иначе. Закон о шуте, введенный Браганом, — не просто мудрый закон. Но и единственно спасительный. Иначе наши государи за семь веков такого бы наворотили сгоряча…

— Возможно, — не стала спорить девушка. — Будь у короля Лотэра власть Агилольфингов, мир бы утонул в крови.

Она увидела тревожный взгляд шута и продолжила с печальной улыбкой:

— Тойлер Майнинген в меньшей степени был мне отцом и в большей — королем. Королем грозным, часто несправедливым и жестоким. Он никогда не был добр ни к моей матери, ни ко мне, ни к младшей сестре. Возможно, он любил бы своего сына, но ты должен знать, что мой брат умер в раннем детстве. И от этого удара отец так никогда и не оправился.

Арианна была так захвачена собственными воспоминаниями, что не заметила, как вдруг перешла с шутом на «ты». По своему положению он и не должен был рассчитывать на большее, но Ортон был слишком не похож на обычного шута, и молодая императрица относилась к нему особенно. Сейчас ее обращение было выражением дружеских чувств, а не пренебрежения повелителя к подданному.

— Император Морон Четвертый, — молвил внезапно Ортон, — был человеком справедливым, но перенесшим много горя и страданий. Его шут должен был бороться с мрачностью и тоской, а это всегда нелегко.

— А ты?

— А мне повезло. Государь искренне счастлив, и мне приятно быть зеркалом счастливого человека. За это я должен благодарить Ваше величество.

— Не называй меня так, — попросила Арианна. — Я теряюсь от такого обращения. Ты удивительный человек, и мне кажется, что мой титул отдаляет нас друг от друга, а мне бы этого не хотелось. Мне нужен такой друг, как ты, Ортон.

Шут склонился, целуя ей руку, все еще сжимавшую букет, словно соглашаясь с ее просьбой, а Арианна внезапно подумала: «Господи! Что я такое говорю!»

Но ничем не выдала своих мыслей.

Аббон сидел спиной к двери за тяжелым столом и через огромное увеличительное стекло, оправленное в бронзу, разглядывал лоскут зеленого шелка. У стекла была длинная тяжелая ручка в виде древесного ствола, обвитого змеиными кольцами.

— А, Аластер, граф, добрый день, — сказал он, не отрываясь от созерцания находки.

— Ты видишь не оборачиваясь? — полюбопытствовал Аластер.

— Мог бы сказать, что я почти всемогущ, но сейчас передо мной стоит стеклянная колба, и вы в ней отражаетесь во всем своем великолепии. У вас очень красивый плащ, граф. Он вам к лицу.

— Вы очень любезны, — легко поклонился Шовелен. — Это подарок племянника, и мне вдвойне приятно слышать похвалу.

— А что ты скажешь о небезызвестном зеленом плаще? — спросил герцог Дембийский, устраиваясь поудобнее на крышке сундука. Остальные сидения в комнате мага казались ему слишком ненадежными при его огромном росте.

— Что же можно о нем сказать… — протянул Аббон. — Прежде всего, я изложу простые соображения. Ткань слишком дорогая, чтобы заподозрить в покушавшемся кого-то из слуг.

— Он мог взять на время одежду своего господина, — предположил граф.

— Сомневаюсь, слишком рискованно. Подобный проступок мог быть обнаружен, а убийца всегда стремится замести следы. Не уверен, что покушение на государя доверили бы какому-нибудь деревенскому мяснику.