Двойничество - [2]
Двойничество, реализующееся как диалог сознаний, у Достоевского, по мнению М.М.Бахтина, порождает особое полифоническое многосубъектное повествование. Возникает некий хор, некое подобие карнавальной площади.
Персонажи-двойники существуют не только у Достоевского. Двойные, парные, дублирующие[4] широко распространены и в фольклоре, и в античной комедии, и у Шекспира, и в русской сатире XVII века, и у романтиков, и у Гоголя, и на рубеже веков, и в прозе 20-х годов. Нередки они и в современной литературе, а в массовой культуре от близнецов-двойников просто некуда деться.
"Развенчивающие двойники", "пары" привлекали внимание М.Бахтина в течение всей его творческой жизни. В книге о Рабле он обращается к идее карнавализации, к художественным функциям "мира наизнанку" в разные периоды литературного развития. В "Ответах на вопрос редакции "Нового мира", в "Записях 1970-71 годов" он обозначил проблему культурного диалога в творчестве Шекспира и Гоголя. Таким образом, в работах М.М.Бахтина намечается связь двойной карнавальной поэтики с идеей "генетического кода" искусства, с жизнью древних структур сознания в художественном языке разных эпох.
Многие исследователи, к сожалению, трактуют двойничество либо слишком расширенно, и все персонажи оказываются двойниками всех, либо слишком узко - в рамках структуры романтического произведения. С определенностью можно сказать одно: двойничество как особое явление внутреннего мира литературного произведения существует и опознается, однако имеет разную природу и структуру. Это явление нуждается в детальном изучении в плане генезиса, функций и художественной роли на разных этапах развития словесного искусства.
О генезис двойников писала О.М.Фрейденберг. Этот генезис она связывает с мифом, причем образ двойника возникает, по мнению исследовательницы, в РАЗНЫХ пластах мифологического сознания. В монографии "Поэтика сюжета и жанра" она рассуждает о возникновении в анимистический период "представления о духе, о душе как двойнике человека"[5]. Говоря о героях "греческого романа", Фрейденберг замечает, что зверь, с которым борется персонаж, воспринимается здесь как его двойник[6].
При этом двойничество реализуется в сюжетной функции животного: зверь выступает как образ, воплощающий в себе мотив смерти или избавления от смерти основного героя. Будучи более ранней исторической ипостасью персонажа, зверь метафорически относится к миру смерти, являясь двойником героя именно в этом мире. Другими словами, двойник-зверь имеет ту же природу, что и двойник-душа.
Рассуждая о "семантике двойника", Фрейденберг еще более определенно связывает появление этой фигуры с представлениями о мире смерти:
"Прохождение героем фазы смерти и позднейшее отделение этой второй и временной функции породило образ двойника, который получил мощный отклик в обряде, сказании, литературе. Сперва герой двоичен; затем его вторая часть, брат или друг, становится самостоятельной. Смертный герой остается в преисподней, а победитель смерти выходит снова на свет и живет. Таков Геракл; его смертный двойник - это его брат Ификл. Сюда же относится Ахилл с умирающим Патроклом, Тезей с остающимся в преисподней Перифоем, Гильгамеш, теряющий своего друга Эабани. К этому двойнику присоединяется ряд других метафор "смерти". Во-первых, рабство: двойником героя становится раб его и слуга, во-вторых, глупость: это или глупый слуга, или дурак, или вообще шут. Глупость, как мы уже видели, понималась еще в глубочайшей древности как переживание смерти. Позднее из нее вырастает сакральный образ[7]".
Фрейденберг считает, что именно такое восприятие двойника породило фигуру шута, в которой как бы персонифицируется смерть. Шут позднее превращается в рыжего клоуна, всем мешающего, изгоняемого с побоями, который проникает в античную комедию. Функции этих "записных шутов и дураков" трактуются О.Фрейденберг под явным влиянием Дж.Фрезера: это сакральные функции, которые имеет также и царь. Древний обычай владетельных особ заводить себе шутов исследовательница объясняет именно этим древнейшим родством смеха, глупости и смерти. Паяцы словно "оттягивали" на себя все негативное, связанное со смертью, замещали своих хозяев в ее злоключениях.
Таким образом, генезис двойничества и его культурную функцию О.М.Фрейденберг связывает с архаическим двоемирием, с бинарным делением мира на "пространство жизни" и "пространство смерти" сознанием древнего человека. Безусловной ценностью концепции О.М.Фрейденберг является то, что она, подходя к двойничеству с несколько иных, чем М.М.Бахтин, позиций тоже соотносит его со смеховой культурой и порожденными ею стилевыми явлениями.
О двойничестве, его генезисе и историко-культурных вариантах немало написал Е.М.Мелетинский. Он касается этой проблемы во многих работах, но особенно обстоятельно в монографии "О литературных архетипах" (1994).
Как не трудно догадаться по названию исследования, двойничество для Мелетинского - это "литературно-мифологический сюжетный архетип".
Самая древняя форма двойничества, как считает ученый, это "сосуществование культурного героя и трикстера в одном лице или в виде двух братьев"
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга названа "Homo amphibolos" — человек двусмысленный. Исследуя генетическую природу психологических феноменов человеческого сознания и кардинальных категорий культуры, авторы выстраивают принципиально новую гипотезу, объясняющую происхождение человека и архаические истоки его сознания.
Вниманию читателя предлагаются фрагменты из архива Михаила Александровича Лифшица (1905–1983). Сделанные для себя записи, не предназначенные для печати, подтверждают наблюдение Пушкина: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная». Книга состоит из трех частей. Первая часть «Идеал всегда имеет некую реальность..» публикуется впервые. Вторая часть «Сейчас вам кажется, что истины нет…» впервые была опубликована в журнале «Свободная мысль», 1992, № 6, с. 99–112. Третья часть «Pro domo sua» впервые была опубликована в журнале «НЛО», 2007, № 88, с.
«Костёр и рассказ, мистерия и история – это два незаменимых элемента литературы. Но каким образом один элемент, чьё присутствие служит неопровержимым доказательством утраты второго, может свидетельствовать о его отсутствии, развеивать его тень и воспоминание о нём? Там, где есть рассказ, костёр затушен, там, где есть мистерия, не может быть истории…» Вашему вниманию предлагается вышедший в 2014 г. в Италии сборник философских эссе. В издании собраны произведения итальянского писателя Джорджо Агамбена в русском переводе. Эти тексты кроме эссе «Что такое акт творения?» ранее не издавались. «Пасха в Египте» воспроизводит текст выступления на семинаре по переписке между Ингеборг Бахман и Паулем Целаном «Давай найдём слова.
Во времена испытаний интеллектуалы, как и все люди, оказываются перед трудным выбором. В XX веке многие из них — кто-то по оппортунистическим и карьеристским соображениям, кто-то вследствие преступных заблуждений — перешли в лагерь фашистов или коммунистов. Соблазнам несвободы противостояли немногие. Было ли в них что-то, чего недоставало другим? Делая этот вопрос исходным пунктом своего исследования, Ральф Дарендорф создает портрет целого поколения интеллектуалов. На страницах его книги появляются Карл Поппер, Исайя Берлин, Р. Арон и Н. Боббио, Х. Арендт, Т. В. Адорно и Д. Оруэлл, а также далеко не похожие на них М. Хайдеггер, Э. Юнгер, Ж.-П. Сартр, М. Шпербер, А. Кёстлер и другие.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.