Двойная звезда - [3]

Он пробежал её глазами и сунул в наружный карман – это меня обеспокоило: карточка стоила денег – превосходная имитация ручной гравировки. – Кажется, теперь я понимаю, – тихо произнёс он, – но в чём моё поведение отличается от обычного?

– Я покажу вам. – Сказал я. – Сейчас я пройду к двери так, как ходят земляне, а обратно вернусь походкой, которой вошли сюда вы. Смотрите. – Я проделал всё это; однако, возвращаясь к столику, немного утрировал его походку, чтобы он мог заметить разницу нетренированным взглядом, – ступни мягко скользят по полу, как по плитам корабельной палубы; тело слегка наклонено вперёд и занимает устойчивое положение, руки вытянуты вперёд, не касаются тела – всегда готовые ухватиться за что попало.

Была ещё дюжина деталей, которые невозможно описать словами; короче говоря, чтобы так ходить, нужно быть космонавтом, с его постоянно напряжённым телом и неосознанным балансированием. Горожанин всю жизнь перемещается по ровной поверхности, по гладким полам при нормальной земной гравитации, и ему ничто не угрожает. Другое дело – космонавт.

– Ну как, поняли, что я имел в виду? – Спросил я, опускаясь на стул.

– Боюсь, что да. – Кисло согласился он. – Неужели я действительно хожу так?

– Да.

– Хм-м-м… Возможно, мне придётся взять у вас несколько уроков.

– Это не худший вариант, – благосклонно кивнул я.

Некоторое время он сидел, разглядывая меня, затем начал говорить – по-видимому, изменив решение и сделав знак бармену наполнить наши стаканы. После этого залпом выпил свою порцию, расплатился за всё и гибким движением соскользнул со стула. – Подождите меня. – Тихонько сказал он.

После того, как он заказал выпивку, отказаться я уже не мог. Да, честно говоря, и не хотел: он был мне интересен. И это несмотря на то, что наше знакомство длилось не больше десяти минут; он был из тех очаровательных увальней, которых уважают мужчины, а женщины – так те и вовсе от них без ума.

Он пересёк зал своей гибкой крадущейся походкой и прошёл мимо столика у самых дверей, за которым сидели четыре марсианина. Не перевариваю их. Мне и в голову бы не пришло, что какая-то штуковина, похожая на бревно, украшенное тропическим шлемом, может требовать человеческих привилегий. Видеть не могу, как они отращивают свои псевдоконечности; на мой взгляд, это напоминает змей, выползающих из нор. Не нравится мне и то, что они могут одновременно смотреть во всех направлениях, не поворачивая головы, – если, конечно, у них есть голова. Но её наверняка нет. И я совершенно не выношу их запаха!

Никто не может обвинить меня в расовых предрассудках. Для меня совершенно не играет роли, какого цвета у человека кожа, к какой расе он относится и какую религию исповедует. Люди для меня всегда люди, а вот марсиане – какие-то предметы. По моим представлениям они даже и не животные. Если бы пришлось выбирать, я скорее согласился бы, чтобы со мной всё время жил дикий боров, чем марсианин. И то, что их свободно пускают в рестораны, посещаемые людьми, кажется мне совершенно возмутительным. Но, к сожалению, существует Договор: что с ним сделаешь?

Когда я входил в бар, этих четверых здесь не было – я бы их непременно учуял. По той же самой причине их не могло быть здесь и несколько минут назад, когда я подходил к дверям и обратно, имитируя походку космонавтов.Теперь они были здесь, стоя на своих подставках вокруг стола и пытаясь подражать людям. Хоть бы кондиционеры работали лучше!

Даровая выпивка передо мной не очень-то соблазняла – просто хотелось дождаться своего нового знакомого, вежливо поблагодарить и уйти. Тут я внезапно припомнил, что уходя, он бросил пристальный взгляд в сторону все тех же марсиан. Может быть его уход был как-то связан с ними? Я взглянул снова, пытаясь определить, наблюдают они за нашим столиком или нет – но разве можно сказать, куда смотрит марсианин и о чем он думает? Кстати, это мне тоже у них не нравится.

Несколько минут я сидел, вертя в руке стакан и теряясь в догадках, что же могло случиться с моим космическим приятелем. Были все основания предполагать, что его радушия и гостеприимства сможет хватить и для обеда, а если мы станем друг другу достаточно «симпатико», мне может перепасть и небольшой денежный заем. Потому что перспективы мои были самые никудышные – могу признаться честно! Последние два раза, когда я пытался дозвониться до своего агента, его автосекретарь просто записывал мое сообщение на пленку, и если у меня сегодня не окажется монеты для подкормки ненасытной двери номера, то мне негде будет переночевать… Вот как низко упали мои акции: дожил до того, что вынужден жить в автоматической комнатушке.

В самый разгар этих грустных терзаний меня тронул за локоть официант.

– Вас звонят, сэр.

– А? Спасибо, приятель. Принесите, пожалуйста, аппарат сюда, к столу.

– Очень жаль, сэр. Но его сюда принести нельзя. Это прямо по коридору, кабина номер двенадцать.

– Вот как. Ну, спасибо, – ответил я, постаравшись придать голосу побольше искренности, раз уж нечего было дать ему на чай. Огибая столик марсиан, я попытался держаться от него подальше.

Теперь я понял, почему нельзя было принести аппарат к столику: № 12 был кабиной повышенной безопасности, защищенной от подглядываний, подслушивания и многого другого. Изображения не было, и оно не появилось и после того, как я закрыл за собой дверь. Экран оставался молочно-белым до тех пор, пока я не сел, и мое лицо не оказалось напротив передающей камеры, только тогда молочная пелена экрана растаяла и я увидел лицо своего приятеля-космонавта.