Двойная жизнь - [38]

– У меня есть родители, а еще в Уддевалла живет моя сестра с семьей, – ответила она. – И на Рождество я всегда еду к ним и провожу там какое-то время. Мы ведь так редко встречаемся. А ты, Бернхард? Разве твою жену не отпустят на праздники домой?

– Хелене дадут маленький отпуск только десятого апреля. Но я обязательно поеду к жене, чтобы навестить ее. А остальные дни проведу в полном одиночестве. Прошлое Рождество прошло точно так же.

Эта жалость к самому себе вызвала в душе Ивонн противоречивые чувства.

Она испытывала отвращение к этому не по-мужски жалкому лицу с обвисшими и мягкими, как у ребенка, щеками и полуоткрытым ртом, который, казалось, постоянно пребывал в каком-то ожидании. В ожидании чего? Жареных голубей? Поцелуев? Или, быть может, своей мамочки, которая придет с минуты на минуту и почистит ему зубки? Да хорошей оплеухи он заслуживает, вот чего!

И одновременно с этим Ивонн ощутила неизъяснимое желание обхватить руками это лицо и, нежно, но вместе с тем крепко удерживая, расцеловать его. Она вспомнила, как мурашки пробежали по ее телу, когда во время массажа Бернхард поцеловал ее руку. А еще его мокрые от слез щеки под ее губами, его пальцы, скользившие под свитером Ивонн, и те мгновения, когда он раскрыл тайну своей жены.

И в этот самый момент лопнула тонкая, но очень прочная оболочка, которая окружает наше «я» и которая так же жизненно необходима для нас, как кожа, что защищает наши внутренние органы. Это случается крайне редко, чтобы эта оболочка, несмотря на свою прочность и эластичность, оказалась не в состоянии выдержать каких-то непривычных движений души. Вот тут и возникают маленькие трещинки, которые мы успеваем ощутить на доли секунды, прежде чем через мгновение они затянутся вновь.

Нечто подобное произошло, когда Йорген достал из секретера матери Ивонн ее старую школьную фотографию… Эти тревожные минуты откровения, с тех самых пор увязанные ею воедино…

Прежде чем покинуть этот дом по улице Орхидей с банкой имбирных груш в своей сумке, Ивонн сочувствующе и несколько сдержанно обняла его хозяина.

Она наконец – то согласилась взять себе что – то из заготовок Хелены. Теперь эта банка стоит на кухонном окне ее квартиры, и когда Ивонн смотрит на нее, то размякшие фрукты представляются ей частями мертвого тела в формалине. Дело рук убийцы.

Следующий понедельник был последним рабочим днем Ивонн в доме Бернхарда Экберга перед началом рождественских каникул. Она закончила предпраздничную уборку, начатую ею еще две недели назад. Бернхард рассказывал, что перед Рождеством Хелена всегда делала генеральную уборку дома по старинке, протирая все шкафы и двери, промывая окна и стирая гардины, оттирая кафель в ванной и тщательно вычищая пылесосом мягкую мебель. Мужчина ясно дал понять, что ожидает того же самого и от Норы.

Эта работа была крайне напряженной; кроме того, Ивонн очень боялась стремянок, поэтому мытье окон оказалось для нее очень трудоемким процессом, особенно ввиду того, что в доме их было одиннадцать, включая окна спальни с маленькими тонированными стеклами.

Вернувшись домой позднее обычного, совершенно обессиленная Ивонн легла и уснула. Йорген так и застал ее спящей в одежде Норы Брик. Он осторожно разбудил жену и спросил, хорошо ли она себя чувствует. А когда Ивонн достала пылесос, собираясь убрать прихожую от скопившегося в ней песка, он отстранил ее:

– Дай мне. Ты выглядишь совсем уставшей. Что, по уши в работе?

Ивонн согласно кивнула.

– Я думаю, нам нужно нанять домработницу. Это полное безрассудство, что тебе приходится так надрываться. – И Йорген указал на пылесос. – Дома я бываю редко. Нет, ничего мне не говори. Ну почему мы не можем иметь помощницу по хозяйству? Нам приходится так много работать. Разве мы не можем этого себе позволить? Будет лучше, если свои силы мы направим на то, что у нас лучше получается, вместо того чтобы пылесосить. Ведь этим может заняться и кто-нибудь другой. Я поспрашиваю у своих сослуживцев, может, у кого из них есть кто-то на примете.

Ивонн решительно возразила, поскольку вовсе не хотела видеть у себя в квартире чужих людей, но была слишком измотана, чтобы придать словам необходимую убедительность.

Рождество они отметили тихо – только она, Йорген и Симон.

В первый праздничный день вся семья Ивонн была приглашена в гости к родителям Йоргена, а на второй их навестила золовка со своими домочадцами.

На Рождество муж подарил Ивонн вызывающий корсет с подвязками для чулок, который купил в одном из дорогих лондонских бутиков. Когда Симон уснул со своей горой подарков возле кровати, его родители, налив себе виски, уселись на диван. Поболтав еще немного, они отправились в спальню торжественно открывать рождественский подарок Ивонн. Потребовалось некоторое количество виски, чтобы она пришла в себя. Натягивая на потное тело корсет, Ивонн размышляла: «Получается, что, для того чтобы ощутить себя мужчиной и женщиной, нам нужна вызывающая одежда и расслабляющие алкогольные напитки. Интересно, в какой части нашей души сходятся все эти чувства и не является ли сексуальность в чистом виде самой банальной и примитивнейшей частью нашей индивидуальности? Получается, что на моем месте и на месте моего мужа могут быть абсолютно любые мужчина и женщина. Речь идет только о паре мужских и женских половых гормонов в пробирке». Вслед за этим Ивонн все-таки почувствовала тяжелое и несколько смутное сексуальное удовлетворение, как после богатого белками обеда, и сразу же погрузилась в сон без сновидений. На следующее утро, проснувшись с тяжелой от похмелья головой, она с отвращением посмотрела на красный блестящий корсет, прилипший к телу. Приняв душ, она стала готовиться к рождественскому обеду у родителей мужа.