Она бежала по улице, толкая прохожих, и останавливалась, задыхаясь. В подъезде уже никого не было. Лена крикнула швейцара, но не дозвалась его. Может быть, и не было в доме швейцара. Стояли чахлые пыльные растения. Первая дверь — акционерное общество Варт. Нет, надо подняться выше. Лестница была старая, с высокими и тяжелыми ступенями. На порыжелой клеенке висела приколотая кнопкой визитная карточка: «Анна Степановна Пирожкова».
Лена постояла несколько мгновений в раздумьи, потом позвонила. Дверь сейчас же открылась. В маленькой передней, со шкафами и ситцевой занавеской, стоял еще в пальто Альберт.
Лена вскрикнула. Он будто совсем не удивился и наклонился к ней.
— Тише, тише!..
— Вы живы? Боже. Я ведь не знала… ничего.
Альберт опять, как тогда в роще, взял ее за руку. Они вошли в комнату с кривыми и плоскими тюлевыми гардинами.
— Зачем вы пришли сюда? Вы виноваты… Вы напрасно искали меня.
— Как?
Он не оборачиваясь подошел к окну.
— Я вас унес… тогда, помните?.. но я не мог вернуться. Все было кончено. И королева… ее тоже спасли. Это принц Луи. Зачем?.. Я не понимаю.
— А там… все погибло?
Альберт, не отвечая, покачал головой. Из-за стены послышался тонкий и капризный голос.
— Зачем вы ушли? Где вы?
Альберт растерянно поднял руки и исчез за дверьми. Лена слышала его ласковый и уговаривающий голос и чьи-то слезы и вздохи. Она тихо подкралась к двери и заглянула в соседнюю комнату.
На шаткой железной кровати сидела в теплом платке женщина. Прекрасное и бледное лицо ее было заплакано и чуть вспухло. Белокурые волосы сбились и висели на лбу.
Она заметила Лену и порывисто встала.
— Вы ко мне? Вы меня знаете?
Это была бледная королева Мария-Антуанетта.
Альберт бросился к Лене.
— Уйдите! Мари, успокойтесь… Вы мне верите? Мари…
Он почти со злобой толкнул Лену и через несколько секунд вышел к ней.
— Она больна… Она все ждет и плачет. Зачем ее спасли? Только скоро все кончится.
Лена торопливо простилась. Он чуть задержался в дверях.
— Простите. Мне теперь уж все, все равно. Но я должен жить, пока живет… она.
Лена вдруг заметила, что он совсем старый.
Она вернулась домой возбужденная и как-то неестественно веселая. Теперь Лена уже не молчала, но вдруг беспричинно и судорожно смеялась, рассказывала что-то и сердилась. Лишь по ночам иногда, во сне, она плакала и звала. Прибегала Марья Константиновна, будила ее. Лена вскакивала и испуганно оглядывалась.
— Нет, ничего, ничего… Какой шум, какой шум!
Леонид Николаевич решил, что ее надо развлечь. Надо уехать куда-нибудь, надо ходить в театр. Раньше ведь Лена хоть в городе бывала, а теперь она даже и в окно не смотрит, и все худеет и чахнет.
В. Шелговская
ЗЕРКАЛО В ЧЕРНОЙ РАМЕ
Воистину, святая Церковь весьма справедливо порицает тех, кто смотрит в зеркало слишком часто, ибо сказано в писании: «Не искушай Господа Бога твоего всуе»[2], человек же сотворен по образу и подобию Божию. И еще таится в этом иная, более зловещая опасность.
Ибо отражение есть тело души, душа же, подобно женщине, — великая нарядница и, как дама-щеголиха, тщится украсить себя многими платьями и различными прическами, так и душа любит видеть себя воплощенной в другие формы и другие оболочки, чем та, в которой она временно обитает. И, по легкой и текучей природе своей, она ищет сосудов, которые могла бы собою наполнить, и, найдя, заполняет их с великой охотой.
И, как ребенок, ускользнувший от присмотра няньки, забирается то в голубятню, то в дальний овраг, то к речке лесной, так и душа неразумная стремится забегать в различные тела и различные вещи, но более всего в предметы блестящие, обладающие свойством отражения. И таковыми являются наичаще зеркала, поверхность вод, глаза человека.
И здесь кроется ключ и разгадка тайны, которая от века смущала сердца и умы людей и которая называется любовью. Ибо вот корень и основание любви.
Проникнув случайно в чужое тело, душа наполняет его собственной сущностью и начинает влечься к этому телу, подобно тому, как катушка тянется за сматывающейся с нее ниткой, или же подобно тому, как разлившаяся вода идет охотнее уже по омоченному влагою месту. Но она любит не его, а себя в нем. Стремясь к нему, она лишь стремится слиться с собой же. И так как душа, как весьма справедливо думает св. Ориген, не бестелесна, то в оном растянутом состоянии испытывает она превеликую боль. Ибо та часть, что переселилась в другое тело, по закону сцепления частиц, влечет ее к себе, иная же половина, что еще осталась в прежнем теле, жаждет вернуть к себе половину убежавшую. И это похоже на детскую игру «кто перетянет». И состояние это весьма мучительно и причиняет многие страдания, которые люди называют страданиями любви.
И, доколе не объединятся разъединенные части души, длится любовь. Когда же душа объединится и окончательно покинет чужое тело, то видит его внезапно как бы опустевшим, потерявшим всякую прелесть и недостойным внимания, и кажется ей тогда, что она заблуждалась и что любить было не за что. И разочарование, неизменный спутник любви, в своей одежде серого цвета приходит и становится на пороге, держа в руке бледную чашу из хризолита, наполненную горьким отваром камфары и рутовых листьев.