Двойная старуха - [5]

Коридор все спускался, и, наконец, Лена и ее спутник остановились перед какой-то стеной.

Лена услышала несколько сложных ударов по деревянной двери, это — ее похититель подал какой-то знак. Дверь открылась и стало светло.

Низкий сводчатый зал был весь затянут зеленым сукном. По стенам горели восковые свечи, и в тишине пламя их стояло, как застывшее.

Узкие пустые диваны под стенами казались покрытыми старой и въевшейся пылью. У дверей сидел старик в черном глухом сюртуке и шарфе вокруг шеи.

Господин, приведший Лену, тихо сказал ему несколько слов и ушел обратно. Сторож добродушно и просто посмотрел на Лену.

— Пожалуйте, сударыня…

Лена стояла, прислонясь к стене, и хотела еще спросить старика, где она, но тяжелый и густой воздух подземелья, запах цветов и дыма одурманили ее. Она с тихим вздохом упала на диван и только успела сказать:

— Спасите меня… я умираю.

4

Комната была маленькая и душная. У покрытого ковром низкого дивана стоял бронзовый кувшин с водой. В углу горела свеча.

Лена лежала несколько секунд без движения.

Потом она испуганно вскочила.

— Что вы? Вы должны быть спокойной.

Она обернулась. В полутемном углу сидел человек странно и причудливо одетый, с золотом на груди и на руках. Он тихо покачал головой и опять сказал:

— Вы должны быть спокойной. Здесь есть вода. Может быть, вы голодны?

Лена все молчала. Она узнала в покрытом золотом человеке того господина, которого встретила там, в роще, у гнилого пня, и который привел ее сюда.

— Вам никто не сделает зла. Я уйду теперь и оставлю вас. Позовите меня, если вам это будет надо. Меня зовут Альберт.

Он вышел и закрыл дверь.

Тогда началась для Лены томительная и грустная жизнь. Она лежала на ковре часами, днями и не знала, утро теперь или вечер. Она вспоминала, что ее, наверно, ищут по городу, Леонид Николаевич волнуется и недоумевает.

И, повернувшись к стене, она плакала от бессилия и отчаяния. Лена ничего не понимала, что с ней случилось. К ней входили люди, приносили пищу, странные кушанья на бронзовых блюдах — приносили воду, меняли свечи. Она их спрашивала, кто они и откуда, и ей отвечали короткими и простыми словами. Но Лена их не понимала. Иногда она слышала за стеной голоса веселые и возбужденные, иногда долетал смех и вскрики. Где- то очень далеко и глухо пели, и звенела легкая, нежная музыка. Лена засыпала, и ей снилось, что она дома и это у них танцуют. И какой смешной Леонид Николаевич, все не то делает, и руки у него висят беспомощно. Что? Нет, я не могу. Что?

— Вы не должны бояться.

Она открывала глаза. На темном диване сидел Альберт. Он редко приходил к ней, иногда в те часы, которые она считала ночью или еще глубоким утром. Его посещения были единственной отрадой для Лены, и когда он входил в низкую комнатку, Лене казалось, что сейчас он спасет ее и уведет опять в зеленую рощу, где чирикают воробьи и белеют далекие городские трубы.

Но Альберт только пристально и грустно смотрел на нее и говорил мало. Лишь один раз он пришел оживленный и будто усталый.

— Какая вы молодая… Вы были счастливы?

— Я не понимаю… Зачем вы меня держите?

Он сел и взял ее руку.

— Скоро все кончится. Скоро! У нас такие законы. Вы не понимаете, где вы? Все просто, совсем просто… Мы живем здесь всегда.

— Но… это подземелье какое-то?

— Под Петербургом люди живут очень давно. Это началось еще при Павле.

Альберт замолчал и скоро ушел. Через несколько часов он вернулся.

— Вам скучно? Вы ведь только четыре дня у нас.

Она робко спросила:

— А что будет… после?

Альберт будто не слышал ее.

— Никто не знает, что мы живем здесь… А этот дворец так давно устроен. Здесь так спокойно и так хорошо. Знаете, мы бываем… там, в городе, но живем здесь. Только раньше мы были вдалеке. Теперь город растет, все ближе. Это очень плохо.

Он помолчал. И вдруг встал.

— Как вы могли жить там? Этот шум… телефоны, извозчики… эта ваша грязь, и кривые вывески!.. Вам нравится, да? А я смеюсь… и я презираю. Здесь столько золота, что мы могли бы залить им весь мир… Золото! Оно нам не нужно, но оно останется у нас. Лучше все разрушить… уничтожить, чем отдать.

Сто лет мы строили этот дворец, но разве теперь есть где-нибудь такая красота? О, они скажут — свобода и равенство — и братство, кажется? Знаете… с дней этого безумия в Париже… с дней Бастилии только мы помним, как надо жить… А другие? Что на вас надето, посмотрите, посмотрите, — он все еще зло и сухо смеялся и тянул Лену за рукав, — тряпки какие-то, вороньи перья? Бедная, какая вы бедная были… Вы думаете, это была жизнь? Вы, верно, стучали на машинке, или были классной дамой, да, да? И ходили обедать в кухмистерскую за полтинник, с чаем?

Лена покраснела.

— Я хотела поступить в кредитное общество.

— Да, — Альберт закрыл лицо руками, — этого ничем не удержать. Идите, идите в кредитное общество. Какая вы молодая. Вы очень красивая… Вы останетесь у нас, правда? Отсюда не возвращаются. У нас хорошо… Мне вас жаль… Я не имею права освободить вас, но мы пойдем… на прием к королеве. Хотите?

— К королеве?

— К Марии-Антуанетте… Да, вы думали, она умерла? Да… тогда в Париже? Encore un moment monsieur le bourreau