Двойная ложь - [25]

Альварес направился к столику, стоящему у окна, обращая на себя взгляды посетителей.

К нему подошла накачанная широкоплечая девица с выпуклой грудью и подала карту вин.

— Вас сейчас обслужат, — отчеканила она с легким немецким акцентом и в развалку, на манер коврового борца, направилась обратно к стойке.

Все внимание Альвареса было столь сильно приковано к лимузину и входной двери гостиницы «Пауэлл», что он не заметил, как подошла официантка.

— Прошу прощения, сэр, — прощебетал нежный бархатистый голосок с еле заметным французским прононсом. Альварес мельком взглянул на официантку. Бледная кожа, накрашенные губы, проницательные серо-зеленые глаза, одета во все черное: черная блузка, черные брюки, черные туфли. Снова уставившись в окно, Альварес заказал виноградное вино «пино нуар».

— С вас восемь долларов.

Он еще раз взглянул на официантку, стараясь припомнить, где он слышал этот бархатистый медоточивый голос. Теперь и лицо показалось ему до боли знакомым. Но где и когда он мог ее видеть, Альварес вспомнить не мог, хотя на память никогда не грешил. По-прежнему глядя в окно, наполовину погрузившись в прошлое, наполовину поглощенный настоящим, Альварес поймал себя на том, что до сих пор пытается вспомнить, где мог раньше видеть официантку. Ее образ цепко впился в сознание, засел внутри, как заноза, разъедая все его мысли. Альварес постарался выкинуть официантку из головы, и на какое-то время ему удалось отмахнуться от назойливого образа, сосредоточившись на черном лимузине и гостиничном входе.

— Вы остановились в этой гостинице? — снова послышался сладкий голосок. Она принесла теплый хлеб и оливковое масло. Очарованный ее акцентом, Альварес теперь полностью осознал, что он наверняка слышал этот голос, который смутным эхом отзывался в его памяти. Что-то подсказывало ему, что это голос из детства, из далекого детства, и вдруг его осенило — он выхватил ее образ из тьмы детских воспоминаний. Ему не хотелось, чтобы и она воскресила его в памяти, но, будучи человеком, никогда не идущим на попятную, Альварес стал вслух вспоминать ее имя.

— Мериэм, Мэриэнн… — глядя на девушку, бормотал Альварес. — Как вас зовут?

— Джиллиан, — неуверенно ответила она.

— А меня Умберто, или просто Берт, — когда он учился в колледже, все называли его сокращенной формой имени. — Еще был Фредо, мы с ним в одной комнате жили. Не помните? Я приезжал к вам пару раз в гости…

— Господи Боже мой! — воскликнула девушка.

— Вы были младше, вам было лет…

— Двенадцать!

— Мне казалось меньше, — сказал Альварес и вновь прильнул к окну. — Где вы живете? Здесь, в Нью-Йорке?

— Да, здесь. С государственной помощью.

— А как там Фредо? Уехал домой в Бельгию?

— Да. Потом женился. Трое детей.

В глазах Альвареса вдруг все поплыло: Джиллиан, ресторан, улица, гостиница, все растворилось перед его мысленным взором. Он вспомнил своих двойняшек, вспомнил свою прошлую жизнь. Кажется, все это было еще вчера. Рядом послышался звон тарелок, и Альварес вернулся в сегодняшний день.

Она улыбалась. Черные как уголь волосы с челкой впереди были подстрижены так, что Джиллиан напоминала китайскую куклу. На зубах виднелся еле заметный никотиновый налет. Интересно, подумал Альварес, у нее действительно серо-зеленые глаза, или она носит цветные контактные линзы. Длинные стройные ноги, на левой лодыжке серебряный браслет. За последние полтора года Альварес научился быстро оценивать людей, моментально видеть в них ложь. Вспомнить хотя бы случай в вагоне. Он сразу раскусил сотрудника «Нозерн Юнион»!

Джиллиан заметила, что он смотрит в окно. Альварес пустился в судорожные объяснения, на ходу придумывая, что говорить.

— Моя жена… — с первых же слов Альварес почувствовал, что повернул не туда, — моя бывшая жена зашла в «Пауэлл» несколько минут назад. При полном параде.

— Вы следите за ней?

— Увы, — Альварес надеялся, что этот ответ остудит ее воспоминания, заставит развернуться и уйти. Он клял себя за то, что открылся постороннему человеку, но, к своему удивлению, обнаружил, что его ответ возымел обратное действие.

— Я сейчас вернусь, только обслужу пару столиков. — Казалось бы, ни к чему не обязывающие слова, но ее глаза не сумели скрыть желания продолжить начатый разговор.

Он вспомнил ее двенадцатилетней девочкой. Тогда Джиллиан была по уши влюблена в Альвареса. Если ее старший брат испытывал умиление по поводу этого факта, то Альварес ощущал неловкость — несмотря на возраст, в Джиллиан уже полностью проснулась женщина. Женщины всех типов, всех возрастов всегда тянулись к Альваресу, их привлекал его средиземноморский вид, пресловутая смуглость южанина. «Тут дело не в смуглости, а в личном магнетизме», — так однажды объяснила секрет его притягательности Хуанита, жена Альвареса. Она утверждала, что ему достаточно просто войти в комнату и улыбнуться, чтобы очаровать любую женщину. «Ради нашей семьи, — добавляла она, — тебе нужно научиться сдерживать свою харизму, научиться дозировать обаятельность». Альварес оказался прилежным учеником: за одиннадцать лет совместной жизни он ни разу не помыслил об измене — во всяком случае, ему так хотелось думать. Последние два года он вел аскетический образ жизни, сосредоточив все свои силы на поиске истины. Все его мысли занимало только одно — Расплата! Возмездие! Отмщение! У Альвареса защемило сердце, и он судорожно сжал бокал. Я ведь на десять лет старше ее, убеждал себя Альварес. Несмотря на то что женщины перестали его интересовать, ему стоило больших трудов избавиться от мыслей о Джиллиан.