Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - [34]
Когда молодой барин готовился жениться, он даже мог представить свою невесту няне и спросить ее одобрения (такая традиция не была повсеместной, но указывала на высокое положение няни в доме и уважение к ней). Так, невеста А.В. Паткуля (будущего генерал-адъютанта) маркиза Мария Александровна де Траверсе сперва познакомилась с родней жениха, а затем была представлена старухе-няне, Григорьевне, нянчившей его до поступления во дворец. Няню спросили, нравится ли ей выбор Александра Васильевича. Старушка прослезилась и бросилась целовать руку девушки. Та обняла ее, и няня сказала: «Полюби моего Александринку, ведь он такой у меня хороший, добрый». Затем созвали всю прислугу, чтобы показать невесту молодого барина[349].
Нередко у господ со слугами существовали даже условные знаки: например, барин мог подмигнуть правым глазом слуге, что означало, что в тот день он намерен принимать всех гостей[350].
Слуги выполняли роль информаторов своих господ, передавая хозяевам известия о жизни их приятелей и знакомых. Новости из одного дома в другой могли передаваться через слуг, как, например, это описано в повести В.Ф. Одоевского «Княжна Мими»: сестры-горничные нанимались в двух домах и рассказывали своим госпожам все, что только могли узнать (а за неимением информации – и придумать) о «соперницах»[351]. В «Коробочке» Л.В. Бранта с успехом действует в этом же направлении горничная Натальи Павловны Параша, доставлявшая сплетни наперсница всех затей своей барыни[352]. При этом дворянину подчас следовало опасаться, как бы его слуги не проболтались о сокровенных тайнах своих господ, а для того их запугивали или одаривали.
В 1840-х годах в Москве на Охотном ряду был трактир, где по утрам собирались «господские люди разного рода», а по вечерам туда заглядывали лакеи с шубами своих господ, когда те были в театре или в доме Благородного собрания. Там, за простой, но обильной трапезой, за чаем передавались новости о хозяевах, открывались тайны и «маленькие преступления»[353]. Поэтому господам следовало с особой осмотрительностью набирать свидетелей своей частной жизни.
Слуги служили почтальонами своих господ, передавали письма, визитные билеты, подарки, а также носили записки любовников. Особенно бойкие и преданные помогали в авантюрах. Например, когда младший сын Елизаветы Алексеевны Голохвастовой Николай Павлович влюбился в небогатую и незнатную девушку Елизавету Петровну Казначееву (а мать, не давая согласия на этот неравный брак, просила всех родственников отговорить его), то сын с помощью прислуги в одну ночь убежал из дома и обвенчался с возлюбленной (только перед смертью мать простила его)[354].
Как отмечал П. Вистенгоф, в Москве 1840-х годов среди дворян была распространена привычка посылать слуг в дома знакомых с различными вопросами, особенно часто этим грешили молодые девушки, осведомляясь посредством слуг о новостях, о планах на вечер, о новых нарядах у своих подружек[355]. Такая циркуляция информации была необходима для поддержания дружеских отношений, а главное – для выбора правильной «стратегии» поведения. Ведь главной заботой девушек было «сделать партию», поэтому им столь необходимо было знать, кто и как будет одет, в какой и когда поедет театр, стоит ли обманывать приятельниц и так далее.
При этом слуги, которым было доверено передать записку, зачастую заходили сначала в кабак и только потом направлялись в дом адресата. Об этом писал и автор «Очерков жизни Москвы» Вистенгоф. Обращает он внимание и на различное поведение слуг в зависимости от чина их господ: чем выше рангом хозяин, тем выше задирает нос его слуга перед своими товарищами. По поведению слуг несложно было воссоздать психологический портрет барина[356].
В.В. Селиванов пишет, что старинные баре (жившие в начале XIX века) никогда сами не вели никаких судебных процессов, а доверяли всякого рода тяжбы своим крепостным поверенным. «Это был особый тип служителей. Начало своего юридического образования они получали при вотчинных конторах, вели приходно-расходные книги и по доверенности управляли имениями. Для них при помещичьих усадьбах и при московских домах отводили особые помещения во флигеле или в доме, всегда особенно теплые с необходимою домашнею утварью. ‹…› При них всегда были карманные серебряные часы на бисерном шнурке и прислуга, состоящая из какого-нибудь дворового мальчишки-сироты или старухи. С господами обращались они почтительно, но и сквозь эту почтительность всегда проглядывала какая-то фамильярность: вследствие внутреннего сознания, что у них с господами бывали общие тайны, да уж такие, что если б сослали в Сибирь одного, то не потянул бы за собой и другого. К тому ж, кто бы вел без них тяжбы, которых у всякого было вдоволь, или защищал бы интересы поместий и вотчин от набегов земской полиции и сводил бы с ней счеты»
