Дворянин - [41]

– Вот-вот. Как раз и привлечешь к себе акулу, – хмыкнул Рыченков.

– Какую акулу? – удивился Измайлов.

– Не приведи господи, белую, – по обыкновению пыхнув табачным дымом, произнес Рыченков.

– Да откуда ей тут взяться? – искренне удивился Борис.

Он всегда полагал, что в Черном и Средиземном морях эти хищники не водятся. Правда, еще он думал, что Средиземное – одно большое море, но это далеко не так. Причем не только в этом мире. Это уже потом Борис припомнил Адриатическое, Эгейское и Мраморное моря. А ведь вроде бы были и еще. Здесь-то они точно есть. Может, и с акулами та же песня? Или в его мире их нет, а в этом, из-за отсутствия материков, имеются.

Он повел взором, вглядываясь в стоявших рядком Рыченкова, Ковалевского, Григория и Якова.

– Боря, ты это сейчас серьезно? – удивился Елисей Макарович.

– Что, действительно есть акулы? – не унимался Измайлов.

– Это в наших краях их нет, там на глубине с водой что-то не то. Ты это у Проскурина уточняй. А тут хватает. Воды эти рыбой богаты, вот они и плодятся. Не сказать, что повсюду плавают и прямо так уж нападают на людей. Но случается, не без того. В особенности если человечинки попробовали.

– О как. Значит, нужно ладить подводное ружье, – задумавшись, произнес Борис.

– Что за ружье? – удивился Ковалевский.

– Да так, видел в тропиках у одного англичанина. И не ружье это, а стреляющая палка.

Глава 13 Подводная прогулка

Дверь едва уловимо скрипнула, впуская в мастерскую поток свежего воздуха, дневной свет и Ершова. Наставник тихой мышкой скользнул в помещение, словно опасаясь резким звуком сбить одухотворенность, охватившую Бориса.

Ну, Ершов это видел именно так. Измайлов же, закончив картину с Эмилией, решил, что писать хуже он уже просто не имеет права. Да, по сути, эти три десятка полотен уже готовы, и их можно выставлять на вернисаж. Но делать этого теперь не хотелось категорически. Стыдно. Не перед кем-то. В конце концов, проданные им картины стоят тех денег. Перед собой совестно. А это – самый строгий судья.

Доведение картин до сегодняшнего его максимума не приносит ни единого очка опыта, Борис уже успел это проверить. Как говорится, умерла, значит, умерла. Но, несмотря на это, он теперь каждый день в первой половине трудился над уже, казалось бы, завершенными картинами. Правда, не все столь уж мрачно. Теперь их цена подрастет в среднем раза эдак в полтора. Правда, и возни с ними как бы не больше, чем с работой, начатой с нуля.

Прежде чем взяться за кисть, над каждой картиной Борис стоит порой до получаса, изучая ее так, словно видит впервые, чтобы вновь проникнуться тем настроением, с которым он начинал работу. И пока не придет чувство единения с полотном, он даже краски не начинал смешивать. В какой-то момент Борис словно погружался в транс, оказываясь меж двумя мирами.

Необыкновенное чувство, о котором ему столько талдычил Ершов и которое пробудила в нем Эмилия. За это он был готов простить ей еще и не такую выходку, как с этим захваченным капером. Ведь, кроме психологического состояния, был и несомненный рост над собой. Да, он не получал очки, но зато обогащался реальным опытом.

Борис отступил от полотна на пару шагов, склонил голову набок и машинально начал энергично обтирать кисть сухой ветошью. Явный признак того, что на сегодня с этой картиной работа закончена и нужно дать время просохнуть нанесенному слою.

– По-моему, тени теперь получились слишком резкие, – так же всматриваясь в работу, произнес Ершов.

– Думаете, Вячеслав Леонидович?

– Уверен.

– В прошлый раз вы тоже были уверены.

– Тогда я ошибался. Но сейчас… Н-нет, решительно, это неверный подход.

– Посмотрим.

– Вам не жалко вашу же работу?

– Если она меня не удовлетворит, нет.

– Ну и слава богу, – с искренним облегчением произнес наставник.

– Вы только что говорили, что это ошибка.

– Это не имеет значения. Главное – это ваша неудовлетворенность. Вы в процессе поиска. Не топчетесь на месте, достигнув своего потолка, а двигаетесь вперед и ищете новые пути, чтобы пробить его.

– Угу. А в какой-то момент пойму, что преграда больше мне не поддается, и, чтобы превзойти себя, стану каким-нибудь авангардистом, – хмыкнул Борис.

– Кем, простите? – удивился непонятному слову Ершов.

– Не имеет значения. Насчет теней не переживайте. Я уже вижу, как это будет. Мне понадобится еще три слоя, и картина не только заиграет новыми красками, но и обретет совершенно другое настроение. Во всяком случае, я на это надеюсь, – отложив наконец кисть и сдергивая через голову парусиновую рубаху, произнес Измайлов.

После обеда «Газель» запустила машину и направилась к выходу из гавани. Пора было приступать к запланированному погружению. Борис устроился на прогулочной палубе, принимая солнечные ванны. Очень скоро ему придется несладко. Как показали пробные заплывы по акватории, гусиный жир, конечно, серьезно помогает справляться с холодом, но не является панацеей.

Нужно все же подумать над созданием гидрокостюма. Пусть это будет обычная резина, без разницы. Главное – герметичность, а сбережение тепла можно обеспечить тем же шерстяным нательным бельем с начесом. Во всяком случае, выдержать час не проблема.