Дворец райских наслаждений - [165]

— Делайте что хотите, — пробормотал он и, охваченный необоримым чувством скорби о Чарли, перестал вырываться из рук скрутивших его рабочих. Фишер едва обращал внимание на грубые ладони, которые не без осторожности его придерживали. Инженера и машиниста повели через толпу. Поднявшись на холм, они оказались в шатре, откуда буквально совсем недавно отправились беседовать с рабочими.

Знакомая обстановка, столы, заваленные картами и схемами, напомнившие Фишеру о его обязанностях, помогли немцу прийти в себя. Совесть подсказывала, что раз он инженер, то он должен сделать что-нибудь практичное. Фишер быстро решил промыть и перевязать рану на голове Боуэрса. Это не составило особого труда. Однако затем пришлось задуматься о дальнейших планах, и вот тут-то Фишер с тревогой осознал масштабы собственной беспомощности. Слишком уж часто, когда дело затрагивало китайцев, он полагался на помощь Чарли. Без Чарли он даже не мог ни с кем поговорить, оказавшись в худшем положении, чем глухонемой. Герр Фишер, посаженный в собственный шатер под арест, неожиданно понял, что единственным человеком, который мог бы ему помочь, был Генри Меннерс.

* * *

Прогулка не оправдала надежд Генри. Чудесных видов и чистого воздуха оказалось недостаточно для того, чтобы мальчик развеялся. Сидевший в седле Хирам по-прежнему оставался замкнут и не обращал внимания на красоты природы. Фань Имэй изо всех сил пыталась отвлечь его от тягостных мыслей, рассказывая о том, как она в детстве ездила за город с отцом, как он говорил ей названия цветов и кустарников, описывая, каким образом впоследствии будет их рисовать, о том, как они вместе бегали по тропинкам, пытаясь подражать птицам, которые, как и сейчас, порхали в вышине над зеленеющими полями. Хирам, плотно сжав губы, едва кивал, а в пустых глазах метались тени кошмаров, продолжавших преследовать юношу. Через некоторое время Фань Имэй и сама погрузилась в невеселые думы. Пикник у берега реки прошел в молчании.

На обратной дороге Генри пытался развеселить своих спутников, в красках описывая, как они заживут новой жизнью в Тяньцзине. Он вручит им письмо, которое будет нужно передать его другу, Джорджу Дэтрингу, управляющему отеля «Астор Хаус». Джордж поселит их в лучших номерах и будет присматривать за ними, пока Меннерс не закончит в Шишане все свои дела. Потом он к ним приедет, и они вместе выберут себе в городе дом. Ждать недолго, Генри скоро приедет. А пока суд да дело, Детринг может устроить Хирама в престижную среднюю школу. Хирам и Фань Имэй — друзья Менерса, и, значит, к ним будут относиться со всяческим уважением. «Фань Имэй, — шутил Генри, — быть может, даже отправится на променад в парк Виктории, а гуляющие там английские леди станут глядеть на нее поверх вееров, воображая, что перед ними принцесса крови, которая оказалась в Тьянцзине, пав жертвой таинственной дворцовой интриги».

Шутка не удалась.

Генри никак не получалось развеселить Фань Имэй. Его слова об английских леди напомнили ей о Элен Франсес. Фань Имэй не испытывала никаких иллюзий по поводу своего будущего. Она станет наложницей иноземца. Ее будут презирать как свои, так и чужие. Фань Имэй знала, что настанет день, когда она наскучит Генри. «Интересно, может, я ему уже надоела?» — думала девушка. Две ночи она провела в палатке без сна, ожидая, когда он придет, тоскуя по крепким рукам, которые обнимут ее, защитят от всех бед… Да, Фань Имэй знала, что он любит рыжеволосую сильнее, чем ее, и все же не понимала, почему две последние ночи Ma На Сы проспал на походной кровати возле Хирама. Девушка решила, что он так поступил, потому что не хотел оставлять мальчика наедине с демонами, терзавшими его сердце. Такой поступок Ma На Сы еще раз свидетельствовал о его благородстве и великодушии. Она знала, Ma На Сы ничего ей не должен. Он выполнил свою часть сделки, даже более того. Теперь скорее она обязана ему своей жизнью. Он может ставить ей любые условия. Все равно ничто не сравнится с тем адом, откуда он помог ей бежать. Пусть просит, что хочет. Даже если выполнит обещанное и отпустит ее на свободу.

В то же время она могла помочь Генри позаботиться о мальчике. Как и Хирам, она была одной из жертв Жэнь Жэня и, по крайней мере, понимала, что чувствует юноша. Она была уверена, что ей удастся достучаться до Хирама, ведь однажды ей это уже удалось, когда она врачевала раны, которые нанес мальчику японец. Она знала о муках, которые испытывает юноша, и о том, что стало их причиной. Она вспоминала о тех временах, когда только очутилась во «Дворце райских наслаждений», о насилии, побоях, и унижениях, которые едва смела воскресить в своем сознании. К ней снова вернулось чувство непонимания, которое ощущает всеми брошенный ребенок, чувство вины и ненависти к самой себе: ведь любое дитя считает заслуженным всякое обращенное против него зло. Она снова пережила тот страшный стыд, сокрытую за семью печатями тайну, известную лишь палачам и их жертвам, память о которой не под силу уничтожить даже самому времени. Она знала о любви, которую жертва, несмотря на страдания, испытывает к своему мучителю. Жуткая близость, которую страшишься и ждешь одновременно. Она знала, чего стыдится Хирам, потому что испытывала то же самое чувство: они оба были любовниками Жэнь Жэня.