Дворец Посейдона - [18]
— Хотите, я прочту стихотворение? — вдруг предложила Лена. — Но только по-немецки.
Лена начала читать, не спуская глаз с Левана. Читала с чувством. Закончив, обратилась к Левану:
— Чьи это стихи?
Леван развел руками.
— Я не знаю немецкого.
— Это Рильке, — сказала Лена.
— К сожалению, не знаю немецкого, — повторил Леван.
Тут как раз к ним подошла Мзия.
— Ну, доконали парня? — спросила она с улыбкой, положив руку Левану на плечо.
— В этом году у тебя совсем другая выставка, — с улыбкой проговорила Лена.
— Ты о чем?
— В прошлом у тебя были физики и футболисты, а в этом — архитекторы, художники и писатели.
— Что поделать, мода.
Мзия как будто пошутила, но на самом деле, наверно, была рада, что в ее доме друг друга сменяли футболисты, физики и писатели — в зависимости от моды.
— Так и будем сидеть? — спросила Лола у Мзии.
— С Леваном было скучно?
— Я этого не говорила.
— Хочешь танцевать?
— Пожалуй!
— Сейчас Зурико притащит магнитофон, и потанцуем.
— А когда он придет?
— Да скоро, уже час, как ушел.
— А вы танцуете? — спросила Лола Левана.
— Нет.
— Я вас научу, — внезапно оживилась Нана.
Ну вылитая заговорившая статуя!
— Неужели Элисо до сих пор не просветила вас? — спросила Лола с крайне наивным выражением.
— Не сумела.
— Почему же это?
— Труд не из легких!
— Ну будет вам! — сказала Мзия таким тоном, будто была старше всех лет на двадцать.
В это время в комнату вошел маленький мальчуган и втащил большущий ящик.
— Я же сказала тебе, чтобы ты не входил, — топнула ногой Мзия. — Я же тебе сказала! — Мальчик не обратил на нее никакого внимания. — Гиги!
Он спокойно выложил из ящика разобранную игрушечную железную дорогу, маленькие вагончики, электровоз.
— Это мой брат, — сказала Мзия Левану. — Полюбуйтесь, какой у меня братец!
Леван встал. Гиги словно только затем и появился, чтоб спасти его.
— Хороший парень, — сказал Леван. Он подошел к Гиги и присел на корточки. — Тебе помочь?
Тот молча кивнул. Леван сел на пол рядом с Гиги и взял в руки маленький вагончик.
— Пока это оставь, — сказал ему мальчуган. — Вначале уложим рельсы.
— Я просто так, поглядеть, — проговорил Леван.
— Игрушка как игрушка, — пренебрежительно бросил мальчик. Он передал Левану рельсы. — Свяжи их друг с другом.
— Хорошо.
Некоторое время оба молчали, занятые делом. Затем Леван спросил:
— Да, но где же электричество?
— У них своя батарейка, — успокоил его мальчуган.
Неторопливо уложив рельсы, они поставили на них вагоны. Затем Гиги подключил батарею. Леван оказался посреди круга, и маленький голубой поезд бегал вокруг него.
Поезд!
«Когда же это было? — думал Леван. — В прошлом году… осенью.
Левана послали в маленький приморский городок писать очерк о рыбаках. В городке был рыбозавод. Дом, в котором жил Леван, стоял вблизи от железной дороги, почти у самой железнодорожной насыпи.
В соседней комнате жила Мари — фельдшерица поселковой больницы. Когда проходил поезд, дом наполнялся гулом, начинал содрогаться, словно тоже собирался двинуться в путь. Сколько раз в полночь Леван просыпался: ему казалось, что он лежит в вагоне и едет, сам не зная куда.
Мари и Леван подружились с первого же дня. Если Мари не дежурила в больнице, они прогуливались вдоль железной дороги. За железной дорогой начиналось море, у моря громоздились огромные валуны.
— Ты не знаешь всего, — говорила ему Мари, — как бы тебе сказать…
— Говори!
— До сих пор я жила словно в кувшине… да, в темном, душном кувшине.
Мари была высокая и стройная. Ходила она, гордо выпрямившись, тоненькая, независимая. Когда разговаривала с Леваном, ему казалось, будто она обращалась еще к кому-то, кто стоял позади него.
— С кем ты говоришь?
— Ни с кем, — улыбалась Мари.
На опушке трава уже начала желтеть. Было здесь и солнце. Оно робко проникало в глубину распластанного по земле леса и войти в него не решалось.
В лесу стояла тишина. Только неведомая птица самозабвенно щелкала и свистела где-то среди молчаливых вершин. И пение это придавало разлитой кругом тишине какую-то особую глубину и таинственность.
Мари вдруг остановилась и взглянула вверх. У нее были странные глаза, как будто в них таял сверкающий на солнце лед.
— Что там такое? — спросил ее Леван.
Мари рукой показала ему, чтобы он замолчал. Леван приблизился, Мари продолжала глядеть вверх. У нее было такое лицо, будто она что-то припоминала — позабывшийся мотив, имя…
— Неба не видно, — произнесла наконец Мари. — Совсем пс видно неба…
— Да вот же оно! — Леван взглянул вверх в полной уверенности, что сейчас увидит его; но неба и в самом деле не было видно.
— Побежали! — Мари схватила Левана за руку не разнимая рук, они сбежали с пригорка.
— Сядем здесь, — сказала Мари, — на солнышке! Они сели на траву, трава была теплой, будто только что встало само солнце.
Леван лег на спину и закрыл глаза. Откуда-то доносились ребячьи голоса. Наверное, школьники играли в мяч.
Птица все заливалась. Словно из всех пернатых она одна умела петь.
— Ты спишь? — спросила Мари. — Сейчас на земле лежать нельзя.
Леван отрицательно качнул головой. Пальцы его вдруг коснулись руки Мари. Рука была прохладная.
— Поет, — проговорила Мари.
«Напишу редактору, попрошу продлить командировку, — думал Леван. — Да и Элисо надо написать!»
