Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель - [28]

Полонез

Уйти, и навсегда остаться,

Пообещать и обмануть,

Влюбленной накануне быть, и вдруг расстаться,

И двери для любови новой распахнуть.

Прослыть графиней и простушкой быть

Про греческий и про латынь забыть

Пленять красою тела, просто жить,

Россини мальчишкой глупым обозвать

И только мазурку Шопена музыкой считать.

Не тот ли это полонез фривольный

Что моден ныне в столице французской — танец залетный

Неискренний и ветреный, как птица перелетная,

Что всюду ищет близких берегов да жизни вольной

Чтоб свить гнездо под сенью дубрав

И первородному греху предаться, волю страсти дав.

Ведь Ева, человечества мать, за Адамом пошла

Но вот беда: француженкой она была

Ах, если бы полячкой Ева быть смогла

Другая бы судьба всех нас ждала,

И как бы было мило:

Она бы яблочко то сорвала,

Но никогда бы не вкусила..

(Пер. с франц. А. В. Чудовой)

Если я сказала, что это стихотворение было едва ли не единственным стихотворением Бальзака, то я ошиблась. Помню, в 1857 г. я часто видела мою тетю, лежащей в кресле под прекрасным портретом работы Бакиарелли, знаменитого итальянского художника, бывшего при дворе короля Станислава Августа. Портрет этот изображал отца моей тетки, графа Адама Ржевусского — польского посланника при Саксонском дворе «красавца Ржевусского», как его называли в мемуарах того времени. Его двоюродный брат Северин Ржевусский вместе с Потоцким и Браницким подписали договор в Тарговицах[15], по которому Польша перешла к России.

Я видала у моей тетки старую, поблекшую гравюру, изображавшую его. Эта гравюра была ее первым подарком Бальзаку после их встречи в Шербруне, и на ней я видела следующее рукою Бальзака написанное четверостишие:

Как мне мил тот портрет в серой дымке. Чудный лик,

Как он много он душе твердит, как держит в своей власти

Мне люди молвят: Счастье — тень, ведь счастье миг

Но я отвечу: Из тени рождается счастье.

Три современные леди Годивы

Моя бабушка и жена Бальзака имели еще третью сестру, состоявшую в первом браке за графом Собанским. От этого брака происходит княгиня Сапега. Ввиду того что сестра моей бабушки очень рано овдовела, она вышла замуж за полковника Чирковича, вице-губернатора Крыма. После его смерти уже пятидесяти лет она вступила в третий раз в брак с писателем Жюлем Лакруа, братом библиофила Якова, составившего, между прочим, жизнеописание Николая I.

В 20-х годах сестра моей бабушки вместе со своим вторым мужем жила в Крыму. Она была необычайно красива. Генерал-губернатор всего юга России граф де Вит страстно в нее влюбился, и она на этом основании в течение многих лет разыгрывала роль вице-королевы Крыма.

Княгиня Воронцова, урожденная княжна Браницкая, и госпожа Нарышкина, урожденная Потоцкая, обе необычайные красавицы, были ее близкими и неразлучными подругами. В хронике тогдашних дней сообщаются совершенно фантастические сведения об этих трех дамах. Между прочим, эти современные леди Годивы, как рассказывают, в ясную лунную ночь совершили поездку верхом в костюмах Евы до ее грехопадения. В английской балладе говорится, что тот любопытный, который посмел взглянуть на леди Годиву, ослеп. Такая кара не постигла тех многих любопытствующих в Крыму, когда мимо них проскочила галопом эта ночная кавалькада. Еще слыхала я о них в моей юности следующее: эти три дамы сходились изредка с какой-то таинственной особой, французской эмигранткой. О религиозности и добрых делах этой особы ходили слухи по всему Крыму. Но она избегала говорить о своем прошлом; ее же прислуга тайком передавала, что она носила постоянно полосу из оленьей шкуры на теле, на груди, и что она эту полосу не снимала даже сидя в ванной. После ее смерти выяснилось, что этой оленьей шкурой она скрывала обесчестившее ее клеймо на плече, выжженное палачом. Как бы то ни было, в Крыму распространился слух, что усопшая была прославленная де Ла Мотт[16], печальная героиня истории с ожерельем королевы. Она обитала в зеленом доме, в Кореизе, поместье князя Юсупова, и туристам показывают ее гробницу в Старом Крыму.

Веве в 1868–1869 гг

В 1868–1869 годах была я вместе с великой княгиней, супругой великого князя Константина, в Монтрэ. В то время великие княгини путешествовали не так часто, как теперь. Каждое пребывание их за границей считалось большим событием, о нем писалось в газетах, как будто это представляло общий интерес. Высокие путешественники были окружены большою роскошью, ездили в сопровождении большой свиты, швыряли деньгами. Гофмаршалом, назначенным для сопровождения великой княгини, был финляндский адмирал, барон Бойе; кроме того, ее сопровождал врач, доктор Михайлов, и пианист Кюндигер. Великая княгиня везла с собою собственный рояль, так как ни на каком другом играть не хотела. Можно себе представить удивление, вызываемое на каждом вокзале этим громоздким предметом. Для прислуживания ей сопутствовали 15 человек, 4 горничные, из которых главная носила название камер-дамы, что равнялось почти фрейлине; она была вдовой лейтенанта. Затем следовали массажистка, камердинер-парикмахер, камердинер — хранитель драгоценностей, два лакея и кавказец, унтер-офицер — полуслуга-полувоспитатель юного великого князя. У барона Бойе был свой собственный камердинер. Баронессу Роткирх, подругу великой княгини, сопровождала так же, как и меня, собственная камер-дама.