Двор чудес - [20]

Шрифт
Интервал

дметов нет! Прендметы старые и молодые, женатые и холостые, прендметы увесистые, прендметы развесистые – на все вкусы и кошельки – есть и по мерке на заказ! На отдельном прилавке даже заморские лежат, но это уж, сами понимате, на любителя.

Вдруг видит – красуется всем прендметам прендмет – лучше его на всем базаре нет! Толст да гладок, горяч да сладок! Кинь вишневую косточку в глазок – пролетит аж до самых ентих-то, да и будет там звенеть день-деньской, славно так: динь-динь, чисто кошель с серебром! Сами же ентих-то что твоя кастрюля с киселем – сам бы ел, да денег жалко!

Тут блудницу купец под бочок – толк!

– Вы, дамочка, видать, в этих делах понимаете толк! Я и сам впервой вижу такой! Да ты не бойся, тронь, слышь, его рукой! А не то – примерь… Ну, что, оценила теперь? А волоски-то, волоски! Та, что мне его уступила, небось уже чахнет от тоски! Ну, тут уж не моя вина…

– А какова цена?

– А по товару! Такие на улице не валяются! – Купец отвечает. – Товар-то уж больно хорош, не могу ж я продать его за грош! Так уж и быть – забирай за сотню!

– По рукам! – обрадовалась блудница, да как изо всех сил во сне хвать монаха по гладкому месту!

– Ой! Ты чего меня бьешь! – взвизгнул монах, да так и подскочил в постели.

– Я тебя бью? – кричит блудница. – Да тебе это приснилось, пьяница!

Монах ей в ответ:

– Полюбуйся лучше на мою задницу! – обернув к блуднице свою ягодицу, алую, что твой маков цвет.

Тут рассказала она ему свой сон. Монаха весьма позабавил он. От этого рассказа собственный его прендмет увеличился сразу аж в четыре раза!

Спрашивает монах:

– Ну а мой-то? Почем на базаре мой-то будет?

Пощупала блудница монахов прендмет впотьмах. И молвила, вздыхая:

– Отец мой, там такие в придачу вручают, когда фунт сушеных сбывают.

– Дочь моя! – объявил монах. – Довольствуйся малым, каковой держишь в руках. Хоть он и не велик, зато уж есть наяву, а не во снах!

Тут стали они жить-поживать, да детей не наживать.

«У ней такая каменная грудь…»

В холодную пору пустеют пляжи французских курортов. В Довилле и Каннах исчезли пляжные наяды, снимавшие летом, как заповедал Бунаротти, все лишнее с себя, оставаясь порой в чем мать родила – а не каждая рождается в рубашке! Сейчас наяды укутаны в пальто и шарфы. И зеваке, тоскующему по летней простоте нравов, остается лишь одно: задрать голову и повнимательней всмотреться в фасады и фронтоны парижских зданий…

…Они – повсюду! На министерствах и в городских парках; у ног «великих» и на могилах поэтов – в бронзе и камне – обнаженные дамы былых времен!

Что и говорить – забавное то было время – belle epoque! В те самые «прекрасные годы», когда наши прабабки были закованы в корсеты и носили зонтики чаще летом, чем осенью, пряча лицо от загара, над их головами нимфы, сильфиды, богини и музы были открыты всем взглядам, всем ветрам! Их фривольность ваятели облекали в алиби аллегорий. Наделяли ню официальными полномочиями: одна представляла, скажем, «Природу, открывающуюся Науке»; другая – «Африканские колонии, покорные Метрополии».

Тот, кому по нраву такая забава, может часами бродить по Парижу, находя разные курьезные вещи. Фасады Большого и Малого дворцов, созданных по случаю Всемирной выставки 1900 года, вкупе с мостом Александра Третьего, прямо-таки изнемогают под тяжестью свисающих гроздьями полновесных форм! Улыбка «Откровения художника» над главным входом в Большой дворец – откровенна дальше некуда! А в парке Монсо, том самом, где Милый друг – Жорж Дюруа – ожидал мадам Ванель, не протолкнуться сквозь толпу полуодетых простоволосых муз! На улице Консерватории у памятника Шопену нимфетки порхают на крыльях «Ноктюрна»; смеющиеся дородные кариатиды зазывают к себе с карнизов театра Ренессанс. И на Лионском вокзале – чувственные, с львиной гривой волос, окутывающих бедра… на самом деле гении железных дорог, символ новых промышленных форм!

Казалось, что Пигмалионы Прекрасной эпохи лепили своим творениям имена от фонаря. Доказательство? Взгляните-ка на сатира и нимфу работы скульптора Дени Пьера – на цоколе тяжеловесного «Монумента в честь исследований в долине реки Меконг» посредине площади Пор-Руаяль! Опять же наяды по борту фонтана Кур-ля-Рен – странным играм предаются они! А ведь это всего лишь «Сена и ее притоки»…

…На парижской улице то дождь, то снег – а каменным дамам былых времен хоть бы что! Все так же голы, все так же веселы.

Так отчего же не шокировали каменные бесстыдницы поборников нравственности той эпохи? Оттого спали спокойно пуритане, что знали: в каменной груди – каменное сердце. И его, увы, ничем не растопить!

III. Разбор полетов

(Рассказ о трех поэтах)

Сергей Чудаков, или «Чернеет парус одинокий»

По-купечески отдуваясь от сытости, в Париж проследовал пузатый комод «Самиздата века». И вот уже я листаю мелованные страницы – и из шелкового шелеста выплывает:

Пушкина играли на рояле.
Пушкина убили на дуэли.
Попросив на блюдечке морошки,
Он скончался перед книжной полкой…

Читаю подпись: Сергей Чудаков.

Это ему, «…похитителю книг, сочинителю лучшей из од на паденье А. С. в кружева и к ногам Гончаровой» – посвятил Бродский прижизненный некролог.


Рекомендуем почитать
Верхом на звезде

Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.


Настало время офигительных историй

Однажды учительнице русского языка и литературы стало очень грустно. Она сидела в своем кабинете, слушала, как за дверью в коридоре бесятся гимназисты, смотрела в окно и думала: как все же низко ценит государство высокий труд педагога. Вошедшая коллега лишь подкрепила ее уверенность в своей правоте: цены повышаются, а зарплата нет. Так почему бы не сменить место работы? Оказалось, есть вакансия в вечерней школе. График посвободнее, оплата получше. Правда работать придется при ИК – исправительной колонии. Нести умное, доброе, вечное зэкам, не получившим должное среднее образование на воле.


Пьяные птицы, веселые волки

Евгений Бабушкин (р. 1983) – лауреат премий «Дебют», «Звёздный билет» и премии Дмитрия Горчева за короткую прозу, автор книги «Библия бедных». Критики говорят, что он «нашёл язык для настоящего ужаса», что его «завораживает трагедия существования». А Бабушкин говорит, что просто любит делать красивые вещи. «Пьяные птицы, весёлые волки» – это сказки, притчи и пьесы о современных чудаках: они незаметно живут рядом с нами и в нас самих. Закоулки Москвы и проспекты Берлина, паршивые отели и заброшенные деревни – в этом мире, кажется, нет ничего чудесного.


Рассказы китайских писателей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отец Северин и те, кто с ним

Северин – священник в пригородном храме. Его истории – зарисовки из приходской и его семейной жизни. Городские и сельские, о вечном и обычном, крошечные и побольше. Тихие и уютные, никого не поучающие, с рисунками-почеркушками. Для прихожан, захожан и сочувствующих.


Дочь олигарха

Новый роман Скарлетт Томас – история о Наташе, дочке русского олигарха, которую отправляют учиться в Англию, в частную школу-интернат. Мрачный особняк, портреты Белой Дамы повсюду – это принцесса Августа, которая некогда жила здесь, а теперь является, как поговаривают, в качестве привидения. И соученицы Наташи, помешанные на диетах. В игру “Кто самая худая” включается и Наташа. Но игра эта оборачивается драмами и даже трагедиями.