Двое в новом городе - [9]

— Чем занимается твой муж, Гергана? — без обиняков спросил я.

— Он начальник инструментального цеха. Разве ты не знаешь? — удивилась она. — Его все знают… Иванчо… Все его называют по-свойски — Иванчо Бояджиев… Начальник.

Я попытался припомнить, какой он, начальник Иванчо Бояджиев, и не мог. На комбинате четыре тысячи душ. Конечно, далеко не все из них начальники, но тем не менее…

— Видно, любят его, вот и зовут запросто, — сказал я, вглядываясь в ее лицо. Она улыбнулась:

— Да, пожалуй.

Гергана вернулась к столу, взяла там какую-то папку.

— Видишь ли, Масларский, — начала она деловым тоном, — в твоем личном деле не хватает кое-каких данных. Надо их внести. Прошу тебя…

— Каких данных? — прервал я, удивленный переменой в ее тоне.

— Вот, возьми анкету и заполни. — Она протянула мне листок, показала на стоявшую на столе чернильницу.

— Нельзя ли потом? — спросил я.

— А почему не сейчас? Чего тут сложного?.. Имя, отчество, фамилия, дата и место рождения. Ну и так далее.

— Нет, сейчас не могу, — сказал я, складывая анкету пополам.

Не люблю заполнять анкеты, когда на меня смотрят. Она будет сидеть за столом и наблюдать. Нет!.. К тому же слишком много неприятных воспоминаний связано у меня с этими анкетами.

— Все-таки, если можно, потом…

— Ладно, ладно.

— Еще есть ко мне вопросы?

Она встала, подошла к этажерке, достала с одной из полок большую зеленую папку.

— Бывшая жена твоя, Виолета Вакафчиева, подала заявление — хочет поступить к нам на комбинат. Она работает в районной библиотеке, но хотела бы перейти в нашу, чтобы, как она пишет, быть ближе к рабочему классу и по возможности овладеть новой профессией… Участвовала в художественной самодеятельности, играет на музыкальных инструментах, разбирается в театральном искусстве. Нам такой человек очень нужен — и библиотекарь, и по художественной части. Что скажешь? Твоей женой была, должен знать.

— Да, конечно, — пробормотал я. — Как не знать! Она способная.

— Понимаешь, у нас можно организовать много разных кружков — были бы способные руководители. А она вроде бы разбирается в искусстве.

— Да, она, бесспорно, человек искусства.

— А мы порядком запустили эту работу. Как считаешь, сможет она совмещать работу в библиотеке с руководством художественной самодеятельностью?

— Виолета все может, — ответил я с легкой усмешкой.

— Что означает твоя ирония?

— Нет, я просто пошутил… Слов нет, она способный человек. Правда, десять лет прошло…

— Анкетные данные у нее неплохие. Ей пришлось порядком поскитаться, меняла места работы. Что ж, бывает — одинокая женщина. Нам важно, чтобы она дело делала… Она указала на тебя как на возможного поручителя. Черкани, пожалуйста, несколько строк, сколько напишется… Чтобы мы могли оформить приказ о ее назначении.

— Это от меня зависит?

— Она же тебя назвала… Надо сделать.

— Но я не знаю ее как специалиста.

— Ничего. Дай общую характеристику как человеку… Конечно, упомяни и о деловых качествах, в той мере, насколько тебе известно… Она молодец, справится. Только надо ей помочь.

— Когда принести?

— Дня через два-три, не позже.

Я чувствовал себя униженным. Она меня испытывала. Мне не оставалось ничего иного, как согласиться и поскорее уйти прочь из этой канцелярии.

Впопыхах я забыл анкету.

4

Два дня ношусь по дорогам, развожу материалы, побиваю рекорды, а вот обыкновенной характеристики написать не могу. Перед самим собой пытаюсь оправдать это ленью да еще закоренелой ненавистью ко всякого рода сведениям. Ведь сколько чернил перевели в свое время, чтобы выдать меня за неблагонадежного!

Наконец решаюсь сесть за характеристику. Что было, то прошло! Главное сейчас — помочь человеку, который ищет работу. Можно ли тут думать о мести?

Самое подходящее время — вечер, когда коллеги мои отправляются пропустить по рюмочке, а парень пропадает на танцульках. В эти часы не только в нашей комнате, но и во всем общежитии тихо и вроде бы даже тоскливо. Лампочки в коридоре светят тускло. Из уборных остро пахнет гашеной известью. С этим запахом смешивается ползущая с лестницы нестерпимая вонь тухлой брынзы. В комнате духота. Комендант не позволяет открывать вечером окна: от ветра и дождя могут, видите ли, вылететь стекла.

Единственный в комнате крошечный стол покрыт пожелтевшей газетой, мокрой и грязной. И почему никто до сих пор не догадался сменить ее? Уборщицы это вроде бы даже и не касается. Однажды она обозвала нас шоферюгами, а в связи с чем, за что — не снизошла до объяснений. Да, мы действительно шоферы, и никто из нас не стыдится своей профессии. Может, она хотела сказать, что мы возвращаемся из рейса грязными и за нами не наубираешься? Я вовсе не претендую на белую скатерть, но небрежность здешних уборщиц меня возмущает. Особенно нынче, когда мне предстоит такая работа.

Я хочу быть справедливым. «Виолету Вакафчиеву, — старательно вывожу первые строки, — я знаю десять лет, а может, и больше…»

В сущности, что означают эти десять лет? Наша супружеская жизнь продолжалась всего два года. А если учесть, что по меньшей мере десять месяцев из них я пропадал в командировках как инструктор околийского комитета, то вообще остается всего год с небольшим.