Двое из ларца - [84]

– Вот! Ирочка, вы его знать должны. Это какой-то знакомый вашего отца. Кому вы эту историю про муляж в отцовском кармане рассказывали?

– Меня это настолько… я всем рассказывала.

– Подумайте, не может же это быть сто человек.

– Нет, конечно, но… Я была в таком состоянии. Милиции в первую очередь, Шацкому, Виктору, еще кому-то…

– А ну-ка… – Волков встал из-за стола, вышел из кухни в переднюю и вернулся со своим сотовым телефоном в руках. – Если ты, Гурский, прав, мы ему сейчас позвоним. Что мы теряем?

– Ну? – повернулся Адашев-Гурский к Ирине. – А вы говорите… Его бы еще «мон-плезир» от «монпансье» на слух отличать научить, и ему же цены не будет.

Петр набрал какой-то номер, подождал, ему ответили, он выслушал и сказал в трубку:

– Добрый день, это Волков говорит, Петр Сергеич. Дискета у меня. Приезжайте к Ирине Гольдберг. Жду.

Отключил телефон и положил его на стол.

– А куда ты звонил? – спросила Ирина.

– Себе домой.

– А говорил с кем?

– С собственным автоответчиком, с кем еще…

Глава 49

Было что-то очень странное в том ожидании, которое последовало за телефонным звонком Волкова самому себе.

Петр взглянул на часы. Было всего лишь начало третьего, хотя казалось, что с того момента, когда они стали подбирать пароль к дискете, прошло никак не менее суток.

– Нет, – сказала наконец Ирина, в который уже раз переставив на столе с места на место одни и те же предметы. – Давайте перейдем в гостиную. Хоть обстановка переменится.

– Да успокойся ты, – Волков встал со стула. – Может, никто и не придет. Может, это все Гурский перемудрил.

– Уж лучше бы пришли, – по-детски склонила голову к плечу Ирина. – Хоть какая-то определенность.

Они вдвоем расположились в гостиной. Адашев-Гурский ушел в кабинет и стал рыться на книжных полках.

Когда спустя какое-то время раздался звонок в дверь, все невольно вздрогнули.

– Я открою? – Ирина взглянула на Волкова.

– Пошли, – он встал с дивана, машинально коснулся плечевой кобуры, но опустил руку и опять сел. – Да не трусь ты, открывай.

Ирина прошла через переднюю, подошла к двери и, отперев замок, открыла ее.

На пороге стоял пожилой мужчина невысокого роста в сером пальто. Редкие пепельно-серого цвета волосы были уложены на пробор, на худощавом, с впалыми щеками, болезненно бледном лице выделялись большие выразительные темные глаза.

– Добрый день, Ирина Аркадьевна, – негромко произнес он надтреснутым хриплым голосом. – Не узнаете? Мы с вами на кладбище виделись, на похоронах батюшки вашего. Я еще звонил потом, справлялся… Вениамин Николаич меня зовут, помните? Арефьев.

– Да, конечно… – смешалась Ирина. – Вы проходите, раздевайтесь, давайте пальто.

– Ничего-ничего, я сам, – он снял пальто, повесил на вешалку и, приглаживая ладонью волосы, шагнул в гостиную.

– Знакомьтесь, это мои друзья – Петр, Александр… – Ирина чуть растерянно взглянула на Волкова.

– Да-да, привет, как говорится, всем достойным, – гость прошел в комнату, скользнул глазами по волковской «сбруе», тронул рукой стул и взглянул на Ирину. – Разрешите?

– Да, конечно…

Вениамин Николаевич сел на стул. Адашев-Гурский стоял в дверях кабинета, держа в руках заложенный пальцем словарь. Ирина села на диван. Петр остался стоять возле стола.

– Да вы присаживайтесь, Петр Сергеич, в ногах правды нет, – не глядя на Волкова, сказал Арефьев.

– Но нет ее и выше,– буркнул Гурский. – Извините, машинально вырвалось…

Гость стрельнул в него цепким взглядом, в котором промелькнула искорка, и перевел взгляд на Петра.

– Присаживайтесь, Петр Сергеич, мне, старику, голову-то задирать неудобно, а у нас с вами разговор, как я понимаю, предстоит. Ирина Аркадьевна, это ничего, что я… распоряжаюсь, что ли?

– Да нет, ничего. Может, кофе?

– Ой нет, спасибо, кофе не надо – стенокардия, давление… А вот чайку бы. У Аркадия Соломоныча чаек всегда превосходный был.

– Конечно, сейчас. – Ирина ушла на кухню, Волков сел за стол напротив Арефьева.

– У вас, говорите, дискетка-то моя? – тот прямо и твердо посмотрел в глаза Волкову. – Ну и слава Богу. Не затерялась, значит, а я уж волновался.

Петр молча смотрел на гостя. Гурский со словарем в руках пересек комнату и сел на диван. Вошла Ирина с небольшим подносом, поставила на стол чашку чаю, сахарницу, вазочку с печеньем.

Вениамин Николаевич положил в чашку одну ложку сахару, размешал, положил чайную ложечку на блюдце, отхлебнул глоток и, держа чашку в руке, повернулся к Ирине.

– Вы уж меня извините, Ирина Аркадьевна, мне бы с вами без посторонних беседу вести надо, но сами видите, как дело обернулось. Мне же, наверное, товарищам вашим объяснить кое-чего придется, а то ведь, глядишь, и не отдадут дискетку-то, а? Они ж при оружии. Я бы и так, конечно, забрал, но не хотелось бы… в этом доме.

– Ну что, – поднялся с дивана Гурский, положив словарь на стол. – Засиделись мы, Ира, однако. Пора и честь знать. Спасибо вам за приют, за хлеб, за соль, как говорится, не станем вам мешать. У товарища к вам отдельный разговор. Так что…

– Ира? – Волков перевел взгляд на Ирину.

– Вениамин Николаич, – Ирина чуть передвинула на столе сахарницу. – Мне бы не хотелось, конечно, но…

– Ладно, хорошо. Как скажете. Папина вы дочка, как я погляжу. По всему видать.